Игра теней
Шрифт:
И самонаименованием русских людей было слово «христиане» или «крестьяне», и на обычный во всех странах вопрос-приветствие: «как живешь?» — только русские отвечали не о себе — «Слава Богу».
А сейчас… Порою кажется, Россия полна нетерпимости и жестокосердия, каждый пытается спастись в одиночку… И гибнет великая страна… Убыль русского населения — миллион в год… Война?
Война.
Но…
Народ жив, пока жива его душа. На Руси душа — это Любовь и Вера… Они едва-едва теплятся… Или — уже нет?
Это умирает каждый в одиночку. Спастись можно только вместе. Как издревле говорили на Руси: всем миром.
Ну да вернемся
Предположим, у меня есть два пальто. И я увидел мерзнущего человека, и решил отдать ему одно. Своею волей, никто меня к этому не принуждал, мне просто стало жалко замерзающего, и я решил поделиться. Ничего не требуя взамен. Не воспитывая этого бедолагу, не выясняя, как он докатился до жизни такой и было ли у него «трудное детство». Без рассуждении о том, что нужно в целом изменять все общество… Просто взял и отдал. То есть поступил по-христиански.
А вот подход коммунистический. Некая группа людей, собравшись вместе, решает: поскольку у меня два пальто, то одно для меня вроде как лишнее… К тому же в наличии человек, у которого пальто нет вообще… Этой группе людей не важно, что трудился я по восемнадцать часов в сутки, чтобы не быть нищим, что отказывал себе во многом — если не во всем — и работал, работал… Для них все просто: у него два пальто, одно — отобрать и отдать тому, у кого ни одного… И опять же не важно, что этот «беспальтовый» — просто пьяница и тунеядец: его таким сделали обстоятельства, объективные причины… Ну а формулируя научно — способ производства и распределения, а если еще научней — формация… Что это такое — ни один из группы внятно объяснить не сможет, ну да это и не важно, ведь несправедливость налицо: у того два пальто, а у этого — ни одного. Значит — перераспределить.
По сути дела, меня решают ограбить, но слово уж больно нехорошее… Потому придумано научное: экспроприировать. Как решать? Конечно голосованием. Их четверо, я — один. У них — большинство. Причем — подавляющее. И название процессу придумано соответствующее — пролетарская демократия.
А если я не согласен с решением подавляющего большинства, значит — враг.
Причем — классовый. И меня нужно уничтожить.
Вот еще одна сходная черта христианства и коммунизма: наличие врага. У христианства в целом и у каждого христианина есть единственный враг — лукавый, сатана, зло. И бороться с ним нужно прежде всего в самом себе…
У коммунистов куда понятнее и яснее: классовый враг. И самое «приятное» заключается в том, что классовый враг может меняться по мере приближения к светлому будущему — в зависимости от тактической необходимости им можно объявлять кого угодно: от «кулачества как класса» и «врачей-отравителей» до художников-абстракционистов и самых обыкновенных пьяниц… Одно важно: враг должен присутствовать всегда — как внешний, так и внутренний.
Тут есть еще один казус: пальто они отберут, а вот отдадут ли его мерзнущему — это еще бабушка надвое сказала. Тут вдруг выяснится, что этот самый «товарищ» — мошенник, плут и пьяница и нужно его перевоспитать в натурального пролетария… И окажется бедолага в лагере, на какой-нибудь стройке века, на соседних с буржуином нарах. А «группа товарищей» начнет делить одежку между собой…
Ах, если бы только одежку… Было что делить в России… И начался отстрел «партайгеноссе»: народу много, а власть и все, что к ней полагается, — одна…
Четвертая партия, партия сталинская, была уже государственно-террористической. И это была не РКП(б) и не ВКП(б), это была система ГУЛАГ — ОГПУ — НКВД — МГБ, то есть система карательно-принудительных органов, которая стояла над партией и подчинялась одному человеку. Отцу Всех Народов. А чтобы она не сожрала самого творца, Сталин, во-первых, создал ей хорошую систему противовесов из собственно партийных и советских органов и армии.
И, во-вторых, замкнул всяких и разных чиновников высшего ранга — будь то чекисты, армейцы, партийцы — лично на себя.
Сталин создал пирамиду власти, на вершине которой расположился он сам — Великий и Непогрешимый. До этого ему пришлось изрядно потрудиться и избавиться от «твердых ленинцев» — представителей «старой школы» или партий уголовно-заговорщической и уголовно-террористической. От диссидентствующих корешков из РСДРП избавился еще сам Ильич, причем достаточно ласково по его меркам: повысылал за границу. Те же, что по глупости и недоумию остались и как «старые политкаторжане» начали кучковаться и непотребства словесные творить, исчезли в один день, вернее, в одну ночь: это вам, голубчики, не царский режим, ссылками-высылками никто никого баловать не будет, а Иосиф Грозный совсем не Николай Кроткий. Заговорщики и террористы присоединились к государственно-террористической партии; но это была меньшая часть. Большая обладала и большими амбициями, а вот это Вождю было как раз не нужно.
Покатились процессы над соратниками Ильича — от вредителей и шпионов до диверсантов и реставраторов капитализма… Сталину соратники были не нужны — только подданные.
Вообще-то Иосиф Сталин фигура противоречивая, сложная, упрощенная газетчиками до понятного и общеупотребительного штампа… С одной стороны — да, разрушитель, душегуб, деспот, с другой — государствоустроитель, государь и…
Отец Народов… Парадокс в том и состоит, что не только он сам считал себя им, Отцом, Защитником; так считали очень и очень многие. Искренне…
Духовная семинария заложила в нем нечто… Он был понятен, ибо владел в совершенстве искусством схоластики. У нас это слово всегда употреблялось в уничижительном варианте, как «переливание из пустого в порожнее». В действительности схоластика — великолепный прием, употреблявшийся еще в раннем средневековье Эйнгартом, воспитателем Карла Великого и отцом «ка-ролингского ренессанса», доведенный до совершенства Фомой Аквинским, крупнейшим и почитаемым деятелем католицизма, сформулировавшим пять доказательств бытия Божия…
«Что такое диктатура пролетариата?
Диктатура пролетариата есть политическая…»
«Кто наши враги?
Наши враги — это…»
Схоластика. Вопрос, который активизирует слушателя и провоцирует ответ, нужный оратору. И — ответ, который внутренне уже почти сформулирован слушателем, но, произнесенный выступающим, воспринимается как высшее откровение, как данность, как непререкаемая истина.
Сталин публично выступал не часто. Следуя Пушкину:
Будь молчалив. Не должен царский голосНа воздухе теряться по-пустомуКак звон святой, он должен лишь вещатьВелику скорбь или великий праздник.