Игра в расшибного
Шрифт:
Но Людмила уверенно вывела ребят к затерявшемуся в старых камышах проточному озерку, где когда-то отец её ставил плетёные из прутьев верши.
— Странно, что мы про это место не ведали, — удивился Вовка.
Уж, что-что, а Казачий остров они перетоптали из конца в конец. Правда, рыбалили больше в омутах длинной извилистой, но мало заметной протоки, прикрытой на мелководье остролистым лищуком и сочным чаканом. По берегам её укоренились развесистые вётлы, в тени которых можно было переждать любую жару. А подступы к ней скрывали луга, густо заросшие донником с жёлтыми махорчатыми кистями на макушке и пахучей высоченной коноплёй.
— Иште, иште, не жадничайте! На всех хватит! — угощал дед ребятишек вяленым жирным сомом, по старой памяти запечённом на углях с луком, чесноком и помидорами. — К омуту пойдёте, гляди зорче под ноги: там край камыша силки стоят на ондатру.
А то наставлял, оглаживая большим пальцем руки жёлтые прокуренные усы:
— Вы бы, друзьяки, сходили к пересохшим протокам, шо я надысь показывал. Там одной корзиной зараз полцебарки щурят наловите.
И ведь, правда, — ловили! Давно это было…
— Не мы первые тута, — Валерка заметил плавающие вдоль противоположного берега деревянные балберки. — Может, брошенные?
— Туда гляньте! — Котька заметил дымок от костра, подымавшийся то ли из ямы, то ли из обвалившейся землянки. — Должно, браконьеры.
И словно в подтверждение его слов на берег вышел заросший щетиной мужик с дробовиком наперевес. Долго всматривался в приблудившуюся компанию, а когда заметил бредень, крикнул:
— Здесь глыбко. Потопнете.
— Нам бы только на уху набрать, — крикнул в ответ Вовка.
Мужик опустил ружьё, поскрёб затылок. Потом зазывно махнул рукой:
— Ходь сюды. Там с вашей стороны лодка в камышах.
Котька сплавал. Привёз два крупных линя, сомёнка, с десяток жирных сорожек и щуку килограмма на три.
— Не нашенские, с левого берега из Квасниковки. На свадьбу промышляют. Просили хлебцем поделиться.
— Жди здесь, — словно обрадовалась случаю Милка. — Я живо обернусь. Пойдёмте, мальчики. Берите бредень…
Милка хорошо помнила, о чём они тогда болтали. Вернее сказать, разорялась только она. Да разве в словах могло уместиться её чувство! Милка была на десятом небе. Котька — этот высокий красавец со строгим, придирчивым взглядом карих глаз, этот предмет воздыхания многих девчонок в школе, — послушно шествовал за ней по пескам, по её команде нырял в протоки, плескался, дурачился. Когда она уставала городить всякую чепуху, Костя рассказывал о птицах, голоса которых угадывал без труда, о своих голубях, о том, как завидует их свободному полёту. Он держался от неё чуть поодаль, но когда подавал ей руку, сердце Лагутиной замирало.
Они вернулись к лодке, когда солнце уже садилось на правом берегу за город. Казалось, их долгого отсутствия никто не заметил. Только Вика с Ольгой загадочно перемигивались.
Котька заглянул в пустой котелок над потухшим кострищем, сосчитал бутылки из-под пива и грустно развёл руками.
— «Ей, моряк, ты слишком долго плавал!» — под хохот друзей пропел
— Увы! Своим счастьем я должен поделиться с королевой!
— У-у! — загудела и зааплодировала компания. — Дошутился, наш шут!
Шутки кончились, когда пришла пора определяться в жизни после выпускных экзаменов в школе. Котька с Валеркой не раздумывая устроились на Судаковский завод, в цехах которого проходили производственную практику в одиннадцатом, словно специально для них придуманном классе. Осенью их ждал призыв в Армию.
Людмила сразу почувствовала перемену в отношениях к ней Карякина. В нём появилась не замечаемая ранее грубоватость, эдакая показная мужская взрослость. У него завелись новые приятели. Он стал курить дешевые, но крепкие сигареты. Раза два приходил к ней странно весёлым, от него пахло яблочным вином и маринованной килькой — любимой закуской работяг.
Вечером в комнате общежития, уже забравшись под одеяла, подружки подолгу перешёптывались. Ольга дружила с Валеркой, Вика была без ума от Вовки. Шабутной младший Мельников тоже доставлял Ольге немало хлопот, но она не сомневалась в его привязанности к ней. У Вики вообще проблем не было: за старшим братом она чувствовала себя, как за каменной стеной. Вовка поражал всех простотой и ясностью своих поступков. Наверняка они диктовались поставленной целью: университет, аспирантура, занятие наукой. Притом, по его глубокому убеждению нужно обязательно жить так, чтобы не навредить другим. И ведь получалось же!
Почему тогда у Людмилы с Котькой всё шло кувырком? Лагутина начала психовать. И сделала первую ошибку, когда спросила Карякина в лоб: «Ты охладел ко мне?»
Костя не то, чтобы смутился, но как-то уж очень долго и напряжённо смотрел ей в глаза.
— Мать сильно болеет. Я боюсь за неё, — наконец, пояснил он.
Милка решила, что кавалер ушёл от прямого ответа.
— У меня скоро каникулы перед дипломом. Хочу навестить родителей. Поедешь со мной?
— Разве ты не слышала, что я сказал?
И тогда она допустила вторую ошибку:
— Но осенью тебя всё равно заберут в армию!
— Забирают в милицию! — пыхнул гневом Котька. — В армию призывают! А вот если тебе всё равно, то можешь быть свободна!
Это была их первая размолвка. Милкина подушка не просыхала от слёз, а Карякин упорно обходил стороной общежитие железнодорожного техникума. Как назло, Валерка простудился на рыбалке, получил бюллетень и отлёживался дома. У Вовки была практика на северном Урале. Информацию о Котьке девчата могли получить от Натахи Мельниковой, но та готовилась к свадьбе и кроме Вадима никого не замечала вокруг. Тогда у Милки и созрела мысль, назло всем тоже выскочить замуж.
Как в сказке, откуда-то появился Игорь, уже в лейтенантских погонах. Настрочили заявление в ЗАГС, купили белоснежное платье с фатой, примчались родители. Все ахали и охали, плакали, кричали, ругались…
А обиженный Котька больше не приходил. И если бы не Валерка, то кто знает, как повернулась её жизнь.
С Костей она встретилась только через три с половиной года. Сказала просто: «Понимай, как хочешь, а я жить без тебя не могу. Извелась вся». «Кто тебя не пущает, живи!» — улыбнулся он также легко и простодушно. И Милка поняла, что прощена.