Игра в смерть
Шрифт:
Все вместе мы развалились в высокой траве, нежась в лучах яркого солнца подле сияющей бликами реки.
Эскью присел на корточки поодаль от всех. Курил сигарету, всем телом подавшись вперед, утонул в своих мрачных думах.
Мы ждали, когда же мертвец вернется.
Порою покойники возвращались к нам быстро, а иногда на это уходила целая вечность. В такие дни шепоток и смешки быстро таяли. Мы опасливо поглядывали друг на друга, вгрызаясь в ногти. Шло время, и самые нервные поднимали свои школьные ранцы, со страхом косились на Эскью и отправлялись домой, в одиночку или подвое. Иногда мы шептались: не приоткрыть ли дверцу, чтобы проверить, в порядке ли наш друг, но Эскью огрызался, даже не поворачиваясь: «Нет. Время у смерти течет по-другому. Разбудите его теперь, и он на веки вечные останется мертвым».
Поэтому мы молча ждали, трепеща от ужаса, хотя в конце концов возвращались все. Наконец мы заметили белые пальцы, схватившие дверь снизу. Половинка двери съехала в сторону, и игрок выбрался наружу. Моргнул от яркого света, уставился на нас, — с изумлением и застенчивой улыбкой на лице, словно очнулся вдруг ото сна, который его потряс.
Эскью даже не шевельнулся.
— Вот вам и воскрешение, — пробормотал он, сухо фыркнув.
Мы собрались вокруг мертвеца.
«На что это похоже? — шептал каждый. — Как там было?»
Оставив Эскью сидеть у реки в одиночестве, мы зашагали назад через пустырь, и мертвец шел с остальными, в самой середке.
Два
В Стонигейте я пробыл не больше недели, когда меня нашел Эскью. Я стоял один у сломанного забора, который служил границей между городом и пустырем. Оглядывал это новое, незнакомое место — необъятный простор вытоптанной травы, где играли десятки мальчишек и девчонок.
— Кит Уотсон?
Я повернулся и увидел его: Эскью перелез через забор и встал рядом. Широкое лицо, такие же широкие плечи. Густая челка лезет в глаза, на верхней тубе темнеют жидкие усики. Под мышкой он держит альбом для рисования, за ухо заткнут карандаш. Этого парня я уже видел в школе, он с унылым видом болтался по коридору перед закрытой дверью класса.
— Кит Уотсон? — повторил он вопрос.
Я кивнул в ответ. От Эскью пахнуло псиной, и я отступил на шаг. По затылку поползли мурашки.
— Ав чем дело? — переспросил я. В горле вдруг пересохло, язык стал большим и неповоротливым.
Эскью с улыбкой ткнул пальцем в мой дом позади, отделенный от нас разбитой дорогой, собственным заборчиком и узкой полоской сада:
— Только переехали, а?
— Мой отец отсюда родом, и дед тоже.
Я старался говорить с гордостью: пусть знает, что и у меня есть право жить тут, в Стонигейте.
— Я знаю, Кит, — кивнул он, протягивая пакетик сластей. — Давай, угощайся.
Недоверчиво взяв конфету, я сунул ее в рот.
— Ты из старых семейств. Это хорошо, Кит. Один из нас… — Эскью пристально смотрел на меня. — Я наблюдал за тобой, Кит, с самого твоего приезда.
Он обвел пустырь рукой, указывая на резвящуюся ребятню. Те, что постарше, гоняли футбольный мяч или сражались на деревянных мечах; малышня прыгала через скакалку, играла в дочки-матери.
— Есть в тебе нечто, — заметил он. — Ты выделяешься из общей толпы.
И уставился на меня, будто ожидая ответа.
— Ты это о чем?
— О чем я? О том, что мы с тобой похожи, Кит.
Я покосился на него: крепкий малый со зловещей тьмой в глазах.
«Ну нет, — подумал я. — Ни чуточки мы не похожи».
Эскью опять повел рукой:
— Что ты видишь?
— Где?
— «Где?» — усмехнулся он. — Вон там. Что ты видишь?
Я окинул пустырь взглядом:
— Ну, детвора. Трава. Река. То же самое, что видишь и ты.
Он расплылся в улыбке:
— Ага. Именно так. И больше ничего, да?
Я всмотрелся по-новой:
— Да.
Смеясь, он тряхнул головой. Вырвал лист из своего альбома и протянул мне.
— Для тебя старался, — пояснил он. — Держи.
Мой портрет углем. Сижу, привалясь к проволочной ограде школы, с опущенным в траву взглядом. Так все и было, с пару дней тому назад.
— Неплохо, да? — хмыкнул он. — Вылитый ты?
Я кивнул.
— Лучший художник школы. Хотя без разницы, в этой чертовой дыре.
Я протянул рисунок обратно, но Эскью хохотнул:
— Оставь себе, теперь он твой. Повесишь на стену. Можешь всем хвастать: Эскью в подлиннике, коллекционная вещичка.
Бережно свернув, я зажал лист в кулаке.
— Был не в духе в тот день? Так, что ли?
Я повел плечом.
— Друзьями еще не обзавелся, да? — спросил он. Моргнув, я опять повел плечом:
— Вроде того.
— Что, однако, неправильно. Не обзавелся, значит? — Эскью мерил меня взглядом, присматривался, взвешивал. — Ты еще придешь, чтобы увидеть больше.
— В каком смысле?
— Придешь увидеть, что есть нечто большее, — поправил он себя. — Увидеть тех других, что бродят среди нас в этом мире.
— Что за «другие»?
Он помотал головой:
— Плюнь. Не бери пока в голову. Но имей в виду: мы еще сойдемся, Кит. Ты да я, мы станем близки, как родные братья.
Я отвел взгляд от сгустка тьмы в его глазах. Отступил подальше от источаемого им запаха. Мне хотелось, чтобы он отвалил поскорее, оставил меня в покое.
Кивнув, Эскью двинулся прочь.
— Нас таких много, Кит.
Он смотрел на пустырь.
— Вон тот, — сказал Эскью. Я проследил его взгляд. — И вон та, и тот, и вон тот, и та тоже. И другие. Они друзья что надо, особенные. Те ребята, что выделяются из толпы.