Игра
Шрифт:
Ной оглядывается на Виктора, который бесстрастно наблюдает за происходящим.
Остаться или уехать?
Что бы подумала сейчас о нем София? Что бы она сказала?
Она вообще ничего не сможет сказать, если в итоге умрет.
– Мне жаль, – бормочет Ной. – Мне правда жаль.
Он не ждет, чтобы посмотреть, кто останется вместо него. Он не хочет знать, чей билет украл.
Второй мужчина в светоотражающем жилете зовет его из кузова грузовика, и Ной уходит, не оглядываясь на семью. Отец начинает вопить и ругаться на языке, на котором Ной
Ной в последний раз смотрит на Виктора, и тот кивает на прощание. Ной пробирается в заднюю часть автопоезда.
Внутри происходит магический фокус. Двадцать или около того человек, которые на его глазах заходили внутрь, каким-то образом исчезли среди составленных штабелями коробок. Как будто какая-то клоунская машина из цирка, хотя здесь нет ничего смешного. Ноя подзывают в узкий проход между коробками. В передней части кузова возле кабины стальная пластина пола поднята. Под ней пространство размером с гроб, при взгляде на которое желудок у Ноя болезненно сжимается. Второй мужчина в светоотражающей куртке, который позвал его сюда, заговаривает с ним; его голос в тесном пространстве звучит глухо, а изо рта у него воняет дерьмом.
– Француз? – спрашивает мужчина.
– Да.
– Хорошо. – Мужчина явно облегченно выдыхает от того, что говорит на родном языке. – Ложишься на живот в эту сторону головой и ползешь вправо пока не наткнешься плечом на следующего человека. Если что-нибудь случится, если что-то пойдет не так, ты меня не видел. Тебя здесь никогда не было. Ты сам по себе. Мне не нужно напоминать тебе, что случится, если ты заговоришь. Ты все понимаешь сам. Ты в игре.
– Что? – Ной инстинктивно отшатывается, натыкаясь спиной на ряды коробок. – Что ты сказал?
Мужчина хмурится.
– Ты работаешь на нашего общего друга. Ведь так? Ты в игре.
– Ах, это. – Ной кивает и, глубоко вздохнув, заглядывает в люк. – Как долго я пробуду там внизу?
Мужчина пожимает плечами.
– Четыре часа до Кале. Еще два на пересечение границы. Это не считая пробок и очередей на таможне.
– Значит, всю ночь, – мрачно комментирует Ной.
– Хочешь комфорта – получи паспорт.
– Никогда в нем не нуждался, – отвечает Ной. – А сейчас у меня нет на это времени.
Снаружи из-за коробок окликает первый бригадир:
– Пошевеливайтесь, у нас тут еще двое! – На мгновение Ной задумывается, правильно ли он поступает. Как только окажется в этой яме, Софии уже ничто не сможет помочь. Он не сможет проверить телефон. Это рискованная игра, в которой проигравшего ждет смерть.
– Эй, – щелкает мужчина пальцами перед лицом Ноя, – пора.
В оцепенении Ной лезет вниз, протискиваясь в темное грязное нутро автопоезда, держащего путь в Англию.
26
Пятый игрок
Повернувшись боком, Линда стоит перед большим зеркалом, изучая свое отражение.
Она одета в темную одежду, ботинки и перчатки. Под длинной паркой, застегнутой под горло, почти незаметны ни бронежилет, ни кобура на бедрах. Она проводит рукой по разгрузочному
– Ты сможешь, – говорит ей из зеркала седеющая женщина. – Ты сможешь, но сейчас должна идти.
Она почти удерживается от соблазна бросить последний взгляд на комнату Алиссы – больше не может позволить себе предаваться тоске и сентиментальности, но на полпути к лестнице поворачивает обратно. Потрепанный плюшевый дракончик ее дочери так и валяется на кровати, там, где она его бросила.
– Ты можешь составить мне компанию, – говорит она и забирает игрушку с собой.
На улице холодно. Это мелочь, учитывая то, как тепло Линда оделась, но температура вызывает у нее ассоциацию слов и образов: холод; морозильник; морг – и ей это совсем не нравится. Она открывает дверь и останавливается, уставившись на свою подъездную дорожку.
– Нет. Пожалуйста. Не сегодня.
В районе, где живет Линда, постоянно ведутся споры с городским советом по поводу общественной парковки. Каждую неделю сотни пассажиров вместо того, чтобы платить грабительские аэропортовые сборы, просто бросают свои машины в жилом районе и либо идут пешком, либо добираются до аэропорта на такси, оставляя машины на обочинах на одну-две недели, а иногда и дольше. Совет разрешение выдавать отказывается, потому что у всех жителей есть подъездные дорожки у домов, но борьба за место сказывается на гостях, водителях доставки и местных рабочих. Сегодня уже не в первый раз перед подъездной дорожкой Линды припарковался невзрачный белый фургон, задним бампером перегородив Линде выезд. Под стеклом оставлена записка:
ВЕРНУСЬ ЧЕРЕЗ 20 МИНУТ!
Ей хочется закричать. Она с отчаянием оглядывается по сторонам.
– Почему ты не оставил номер телефона? – спрашивает она у пустой дороги. – Да что с тобой не так?!
Той рукой, которой, как это ни смешно, все еще держит дракончика за лапу, она проверяет таймер на своем телефоне: осталось четыре с небольшим часа.
Если фургон стоит здесь уже восемнадцать минут, она может подождать.
С другой стороны, если он здесь всего пару минут, то… Она сует телефон в карман и смотрит на передний бампер фургона. Между ним и машиной впереди чуть меньше полуметра, и это бесит, потому что если бы водитель немного сдвинулся, она бы смогла втиснуться в этот зазор со своим «БМВ».
Подождав столько, сколько смогла – около двенадцати секунд, она лезет под пальто, автоматически находит на разгрузочном ремне нужную петлю, достает свою складную дубинку. Так и не выпуская дракончика из руки, другой рукой разворачивает оружие на всю длину и с легкостью разбивает стекло со стороны водителя. Срабатывает сигнализация, но она не оглядывается, чтобы посмотреть, не видит ли ее кто-нибудь. Как ни в чем ни бывало Линда отщелкивает замок, открывает дверь, наклонившись внутрь, отпускает ручной тормоз. Дорога идет под небольшой уклон, достаточный, чтобы гравитация сделала свое дело, и фургон врезается в стоящую впереди машину.