Игра
Шрифт:
– Ты знаешь, в кого они превратились после той большой утечки? В параноиков, Келли. С катушек слетели. Честно, это такой бардак, полная лажа, – повторяет он. Он успел только грубо набросать план этого разговора, и уже все идет наперекосяк. – Они выдали нам эти телефоны – ты же знаешь, как они относятся к личным телефонам, так что завтра я буду как бы без связи, но это не конец света. Дадим тебе немного покоя, да? А где паспорта?
– Ты положил их в сейф.
– Точно, сейф. Конечно.
Сейф «Yale» – модель с датчиком отпечатка пальца – находится в нижней части шкафа, скрытый под одеждой, висящей на вешалках. Бретт резко дергает
«Его нога! – раздается вопль его разума. – Ему сломали ногу, раскололи ее, как гребаную косточку желаний, он потерял сознание от дикой боли в момент, когда кость проткнула его кожу…»
Он стискивает кулаки, впиваясь ногтями в кожу ладоней, и горячие слезы наполняют его глаза.
Келли делает движение, как будто собираясь войти в комнату, как будто она может подойти и успокоить его, но колеблется. Он замечает это неловкое движение, бросает на нее быстрый взгляд, и в этот момент действительно кажется, что она его боится. Она начинает теребить манжеты своей толстовки.
– Бретт, – тихо произносит она. – Что случилось?
Он качает головой и опускается на колени перед сейфом. Делая вид, что поправляет очки, Бретт вытирает пальцами глаза. Он кладет в карман свой паспорт и закрывает дверцу, которая запирается со звуковым сигналом. Все по требованию Игры и инструкциям, которые пришли за последний час после того, как он купил одноразовый телефон в Бронксе. Сначала он получил приглашение. Затем, после того, как заказал билет на самолет, на обратном пути в такси в Бруклин ему приказали уничтожить свой телефон и не пользоваться кредитными картами. Он остановил такси, снял наличные, разбил свой телефон и выбросил его в урну. Теперь Бретт Палмер проинструктирован. Сейчас в Нью-Йорке середина дня понедельника. В пять вечера во вторник он должен оказаться в той части Англии, о которой и слыхом не слыхивал, и понятия не имеет зачем.
Правая лодыжка Крейга раздроблена. Они сделали это бейсбольной битой – бейсбольной битой, как будто все это какая-то сцена из Criminal Frenzy, гангстерской видеоигры, которую разработали в офисе Бретта. Бита летала слишком быстро, частота кадров не успевала за ней, но она поднималась и опускалась снова и снова, и Бретт видел кровь и белую кость, торчащую из плоти, и…
– Это… – Келли глубоко вздыхает, теперь ее голос дрожит, превращаясь из обычно такого радостного и уверенного в писк обиженного ребенка. – Это конец, Бретт? Ты меня бросаешь? – Он замирает, не застегнув до конца молнию на чемодане, и полностью поворачивается к ней лицом, впервые за этот день. Смотреть на нее так – все равно что смотреть на Крейга, у которого заклеен рот скотчем. Это значит видеть, как человек, которого глубоко и искренне любишь, по-настоящему страдает.
– Что? Нет! Келли, это работа, только и всего. Я клянусь, что…
– Ты мне врешь. – Больше всего его пугает то, как ровно и абсолютно уверенно звучит ее голос. Безапелляционно. – Что-то случилось в субботу вечером. – Она беззвучно плачет, по щекам текут слезы, но в глазах странное сочувствие, почти понимание. – Ты встретил кого-то?
Он возвращается к молнии на чемодане, застегивая до конца.
– Это глупо. В Лондоне рабочая встреча, меня не будет день или два, а ты сейчас пытаешься обвинить меня чуть ли не в…
– Это ничего, Бретт. – Она все еще беззвучно плачет, как будто она разговаривает издали
И в очередной раз кажется, что все рушится. Даже в такой день, полный невероятных потрясений, когда он был уверен, что смог выстоять под всеми уготованными для него ударами, этот последний бьет под дых. Отчаяние читается в выражении ее лица и слышится в словах, которые она не произнесла. У Бретта пересохло во рту, и даже если бы не это, он понятия не имеет, что ответить.
– Я знаю, что ты меня любишь, – продолжает она, теперь всхлипывая и вытирая нос рукавом. – Уверена, что любишь, и я люблю тебя больше всего на свете. Ты мой лучший друг. Ты ведь знаешь это, правда? Ты можешь рассказать мне все. Все что угодно.
– Я понятия не имею, о чем ты говоришь. Не знаю, откуда ты это взяла, но прямо сейчас мне не до того. На меня столько всего навалилось, что я тебе даже передать не могу. – Ему хочется поскорее убраться отсюда. Внезапно ему кажется, что это здание, их дом, обрушивается на него и становится тяжело дышать. Он сует одноразовый мобильник в карман и подхватывает чемодан. – Пара дней, – удается ему выдавить из себя и даже изобразить полуулыбку. – Ты раздуваешь из мухи слона. Это стресс, только и всего. Я в жизни не испытывал столько чертового стресса, и сейчас мне просто необходимо немного поддержки, понимаешь? Она открывает рот, собираясь ответить, но он перебивает ее:
– Не спрашивай. Мне пора. Я вернусь, и мы сможем поговорить о чем пожелаешь… Но не переживай обо мне. Прошу. Я не брошу тебя, и я люблю тебя. Просто знай это, Келли. Я тебя люблю.
И на этом их встреча, длившаяся пару минут, закончилась.
Перед выходом из спальни он останавливается и целует ее, свою партнершу на протяжении почти десяти лет, в последний раз.
29
Третий игрок
– Что-то не так? – Сэм задал именно тот вопрос, который застрял в горле у Сары. Он продолжал вроде бы улыбаться, но луч – тот, что, казалось, освещал всю эту затемненную комнату всего несколько минут назад, – угас.
Их ребенок все еще был на экране – чудо, которое создали они, – но врач УЗИ внезапно замолчала. Она все сильнее вдавливала датчик в живот Саре. Сара лежала на спине, Сэм сидел рядом, держа ее за руку. Одна из их ладоней вдруг стала очень холодной и ужасно влажной, и трудно было сказать, чья именно.
Они были так взволнованы. С таким нетерпением ждали ребенка и оказались так чертовски наивны. Они уже начали красить стены детской в нейтральные цвета, считая само собой разумеющимся, что за половым актом следует беременность и рождается ребенок и примеров тому миллиарды. Им обоим было за двадцать, и все вокруг, друзья в том числе, заводили детей без особых усилий. Это представлялось подходящим временем для создания семьи. Сара с Сэмом были вместе уже шесть лет, и они были помолвлены.
Дату свадьбы еще не назначили, но они и не спешили. Решение не пользоваться противозачаточными стало обоюдным и воодушевило их. Они были счастливы вместе и хотели разделить это счастье с ребенком.
И Сэм был таким милым. Теперь-то Сара это понимает. Он был добрым, чутким и умелым любовником. Немного полноват и застенчив, он никогда не осознавал, насколько на самом деле хорош собой. Многие девушки считали его рохлей. Его бывшие, должно быть, тоже, потому что все они его в конце концов бросили. Все эти годы Сара ненавидела их, этих незнакомок, за то, что разрушили самооценку ее жениха актами бездумной похоти и бессмысленной жестокости.