Игра
Шрифт:
Я взял в свою руку холодные пальчики жены и поднес их к губам.
– Прости. – Мягкий поцелуй, попытка согреть дыханием. – Мне не стоило оставлять тебя одну так надолго.
Кхуши вскинула глаза, неверяще глядя на меня. Я понимал, что она ждала от меня другой реакции, и это было справедливо, но мне не хотелось окончательно испортить ей вечер.
– Пойдем, – я потянул ее за руку, – пора домой.
В машине Кхуши была какой-то отстраненной. Мы молчали, глядя каждый в свое окно на проносившийся мимо город, полный огней, кипящий жизнью. Я начинал злиться. Вспоминал прошедший вечер, и во мне ворочалось глухое раздражение. Если бы Кхуши не согласилась танцевать с этим типом, все бы прошло ровно. Ну почему она вечно во все впутывается? Зачем ей понадобился этот танец? Вспоминал, недовольно кривясь, сколько мужских взглядов скрестилось на Кхуши, когда мы вошли в зал. Я не обманывался – смотрели именно на красивую девушку, не на жену Арнава Сингх Райзады. В Англии отношение
Я искоса взглянул на жену. А она менялась. Менялась, не изменяя себе, но раскрывая свою женственность. Я вспомнил ее походку, как она шла ко мне через зал, грациозно, плавно покачивая бедрами, с высоко поднятой головой. Исчезла ее неловкость и угловатость подростка. Она еще не обращала внимания, сколько горящих мужских взглядов было приковано к ней, но скоро она поймет, осознает всю силу своих женских чар. Я сжал кулаки. И что тогда? В душе разлилось удовлетворение при воспоминании о пришедшем мне в голову соглашении. Кхуши не захочет проиграть, а это означает, что в Англии она будет прилежно играть любящую жену. Ну а дома все будет намного проще. Намного меньше искушений.
Машина, взвизгнув тормозами, остановилась у нашего дома. Я вышел и помог выйти Кхуши. Она поежилась от прикосновения холодного влажного воздуха, и поспешила в дом. В гостиной все еще витал теплый и родной аромат специй, отчего дом действительно казался не местом проживания, а именно домом.
Кхуши все также молчала, и я не мог понять, что творится у нее в голове. Зябко обхватив себя за плечи руками, девушка быстрым шагом поднималась наверх. Я последовал за ней.
Кхуши.
В комнате я остановилась перед зеркалом, отражавшим в полный рост все еще непривычную мне красавицу европейского облика. Мой взгляд остановился на звездах ожерелья, и я нерешительно их погладила, едва касаясь кончиками пальцев. Все – не настоящее. Отражение в зеркале – это не я. Звезды на моей груди – всего лишь усыпанный драгоценными камнями металл. Всю дорогу я исподтишка наблюдала за Арнавом и видела – он злится. В окне отражались хмуро сведенные брови и напряженные губы. Рука постоянно сжималась в кулак, заставляя меня испытывать страх. Я чувствовала, что именно я являюсь причиной его дурного настроения. Радость от его извинения там, в ресторане, оказалась преждевременной. И его теплый жест – поцелуй моих пальцев – все это было игрой на публику. Все должны были увидеть, что в чете Райзада царит полное взаимопонимание, гармония, доверие. Все то, чего нет.
– Соглашение, Кхуши, всего лишь соглашение, – сказала я, вглядываясь в свои собственные печальные глаза. В комнату прошел Арнав, не глядя на меня, стянул галстук и бросил его на кровать, нетерпеливо рванул ворот рубахи так, что посыпались пуговицы.
– Здравствуй, буря, – прошептала я тихо, и перекинула волосы вперед, нащупывая замочек ожерелья. Руки были ледяными, и я никак не могла с ним справиться. Очень остро чувствуемая злость Арнава давила на плечи привычной тяжестью, тоже не добавляя ловкости. Почувствовав его пальцы на своих, я сжалась, практически не дыша. Но он спокойно расстегнул ожерелье и отпустил его, я едва успела поймать скользнувшее по груди украшение. Его пальцы на несколько секунд оторвались от моей шеи и, перегнувшись через меня, он взял со столика мангалсутру. Я потянулась взять ее, чтобы одеть, но он отвел мою руку и сам застегнул брачное ожерелье на моей шее. Стоя перед зеркалом, мы смотрели в отражение глаз друг друга. Память ожила, рвано, калейдоскопом подсовывая картинки нашей свадьбы, картинки того, как грубо он надевал на меня это, новое ожерелье, прищемив кожу шеи. Его пальцы все еще лежали на моей шее, легонько ее поглаживая. Но сейчас мне были невыносимы его прикосновения. Боль окатила меня резко, как холодной волной, пройдясь по каждой частичке души. Я отвела взгляд и попыталась шагнуть вперед, разрывая телесный контакт с мужем, однако Арнав остановил меня, положив руку на живот и прижимая к своему телу спиной. Я снова подняла глаза, окунаясь в его темный взгляд и смотрела, как он провел пальцами по моей шее, уводя руку назад, спускаясь ласкающими движениями по обнаженной спине. Я чувствовала его напряжение, его желание, но сейчас мне хотелось быть как можно дальше от него. Я снова попыталась отстраниться, но его рука сжалась еще крепче, притягивая к себе, заставляя почувствовать закаменевшую плоть. В животе взорвалось болезненное желание, острое, горячее. Необходимость чувствовать все его тело, на себе, в себе… Я рванулась на последних остатках самообладания. Нет, не отпустил.
– Тебе понравилось? – Хриплый шепот вонзился в сгустившийся,
– Что понравилось? – Я пытаюсь отвлечься от тяжелого, давящего желания, стараясь поймать в отражении его взгляд. Но он не смотрит мне в глаза, опустив голову и покусывая плечо, переходя на шею и замирая у уха.
– Танцевать с ним. – Слова упали внезапно, больно, как угли на обнаженную кожу. – Понравилось, как он прикасался к твоей спине? – Покусывания стали жестче, рука, грубо сдвинув трусики, ласкала меня рваными, жесткими движениями. Нет, он не ласкал. Просто готовил к близости. Я не могла сосредоточиться на его словах, с трудом удерживаясь на ногах от диких ощущений, пожаром охвативших мое тело. На мгновение отпустив меня, он рванул молнию моего платья, стаскивая его с меня, как с куклы. Толкнув вперед, надавил на плечи, заставив, чтобы не упасть, вцепиться в туалетный столик, стоявший перед зеркалом. По-прежнему не разрывая зрительный контакт, он быстро расстегнул ремень и молнию, нетерпеливо приспуская брюки вместе с нижним бельем и резким движением, грубо сдвинув в сторону мои трусики, вошел в меня до упора. Я вскрикнула, не сумев сдержать яркого удовольствия от наполненности и разочарованно застонала, когда он медленно полностью вышел из меня. Он усмехнулся – губами, не глазами, и снова резко наполнив меня собой, так же медленно вышел. Снова и снова, раз за разом разжигая и остужая мое тело, протестовавшее против этого, и нуждающееся в этой пытке. Я видела-чувствовала-понимала. Он наказывает меня сейчас. Почти плача, я пыталась сопротивляться хотя бы своей жажде, понимая, что не смогу сопротивляться ему. Собирая последние силы, вспоминая свою ненависть, свою боль, его жестокость, я рванулась вперед, почти освободившись от него, почти… Грубый рывок назад, Арнав обхватывает меня одной рукой за живот, и, надавив другой рукой на спину, заставляет прогнуться в пояснице.
– Не смей! – Хриплый рык, и он меняет ритм, ускорившись, все глубже и резче входя в меня. Я сдалась, я не в силах была противиться больше, ни ему, ни себе. Опустив голову, я отдалась огню, сжигавшему меня.
– Смотри мне в глаза… – Не приказ, почти мольба, почти стон, и я поднимаю голову, ловя его взгляд в отражении. Черные, затягивающие в себя, не отпускающие глаза… Почти больные… Я смотрела и смотрела, все забыв, потеряв себя в нем, нуждаясь в каждой минуте, секунде, миге… Чувствуя, как близко мое… его освобождение…
– Арнав…- Я не заметила, как прошептала его имя и вскрикнула, чувствуя взрыв внутри, ранящий меня осколками наслаждения.
Арнав.
Стоило мне дотронуться до теплой и гладкой кожи ее спины, как передо мной тут же всплыла картина того, как этот наглец ласкающим движением касался ее. Ревность терзала болевшее сердце.
Я так нуждался в ней…
Я ненавидел ее за это...
Она забралась в мои мысли, душу, сердце. Казалось, проникла прямо под кожу, стала наркотиком. Мое сумасшествие, безумие – слова Шьяма всплыли резко, точно, верно описывая мое чувство. Я, как и он, болен тобой…
Я ласкал ее яростно, мучительно, наказывая, желая уничтожить в себе все, все, что я к ней чувствую. Взял ее тело грубо, желая убедить ее, себя, что она такая же, как все, что она не нужна мне, что ничего не значит для меня. Пресекая ее попытки освободиться от меня, убежать, жестко, почти жестоко.
Не могу…
Я так нуждаюсь в ее глазах, я хочу видеть свое отражение в них, только свое. Не выдержал. «Смотри мне в глаза...» Она послушалась. И я опять пропал. Растворился в ней, в медовой неге, желая все вернуть назад, не брать, а отдавать, не наказывать, а любить… нет! Я сосредоточился на физических ощущениях, чувствуя только ритм, ускоряя его, торопя наслаждение… С трудом удержавшись на ногах от накрывшего с головой сумасшедшего оргазма, подавляя желание обнять, прижать, любить, я отпустил ее, резко оттолкнув так, что он упала на танкетку возле зеркала, там, где подарила мне дикое наслаждение. Не глядя на нее, поправил белье и брюки, громко вжикнув молнией и молча, переступив через лежавшее на полу жалкой тряпкой роскошное платье, ушел в ванную.
Кхуши.
Ушел. Взял, оттолкнул и ушел.
Я, с трудом опираясь на дрожащие руки, поднялась, цепляясь за зеркало.
Взял, оттолкнул и ушел.
Слова бились в голове, отталкиваясь друг от друга с хрустким сухим шорохом. Я цеплялась за них, поправляя белье на себе. Цеплялась, поднимая с пола, аккуратно расправляя и разглаживая на вешалке праздничное платье.
Взял, оттолкнул и ушел.
Из последних сил цеплялась, как за спасательный круг, за эти невзрачные слова, в начинающейся истерике вытряхивая из сумки взятый на всякий случай шальвар-камиз. Но не удержалась. Слезы полились сразу, прорвав плотину, и, всхлипнув, я схватила одежду и выбежала из комнаты.