Играла музыка в саду

Танич Михаил

Только это написал, а тут - медсестра с резиновым жгутом.

– Кровь на РВ сдаем!

– Это как на РВ, на реакцию Вассермана, что ли? На сифилис?

– Ложитесь!

Тут я и засомневался: в кардиологии ли нахожусь, близко от смерти или, может быть, все значительно проще?

Мы считали,

Что я - двужильный,

Неуемный,

Неудержимый,

Вечен, прочен

И толстокож,

И попались

На эту ложь!

Оказался я

Тонкостенный,

Самый-самый

Обыкновенный

И не Вечный жид,

А еврей,

Со "скорой

помощью"

У дверей.

БУДЕМ - КАК ПУШКИН!

Странно - пишу песни. Поэт - так пиши стихи. И писал всегда стихи. И жил с ними врозь: я - сам по себе, они - сами по себе стояли на полке. А как появились песни, зажили мы с ними рядышком, веселей стало. То и дело пересекаясь. Сколько крови мне попортил "Черный кот", этот пустячок о невезучем человеке. Только мертвые критики не пинали его ногами, а он все живет. Сам я никаких особо хороших слов о его поэтических достоинствах не имею. А потом, уже по поводу другой моей песни, "Белый чайничек из Гжели, темно-синие цветы, неужели-неужели, ах, меня не любишь ты?", редактор получила выговор - оказывается, объявила: "Русская народная песня". С тех пор лично Сергей Георгиевич Лапин, хозяин всего радио-телевидения, взялся визировать тексты новых песен. Генералиссимус утверждает меню в солдатской столовой.

"Белый чайничек из Гжели" мы написали с Русланом Горобцом. И тут я, изменив своей традиции, отвечу на вопрос: "А с кем вам из композиторов работалось лучше всего?" Отвечаю: с Яном Френкелем, Раймондом Паулсом, Русланом Горобцом и Сергеем Коржуковым. Причин не расфасовываю и ни перед кем не оправдываюсь. Всем остальным - спасибо.

И вот впервые написалась у меня песня "Признание в любви". Не моя тема Родина, но написалась искренне. От души. Вот она, целиком.

Будет слов как раз

Не много и не мало!

Только те слова,

Что на душу легли!

Родина моя,

Хочу, чтоб услыхала

Ты еще одно

Признание в любви.

Родина моя!

Что будет и что было

Все я пополам

С тобою разделю,

Вовсе не затем,

Чтоб ты меня любила

Просто потому,

Что я тебя люблю,

Тихо - не слыхать,

А громко - не умею!

Может, потому

И песню берегу,

Может, потому

Так долго я не смею

Спеть ее тебе

Негромко, как могу.

Нечего комментировать. И с музыкой Серафима Туликова, поверьте, стала одной из моих любимых песен. До сих пор иногда напеваю ее про себя. Естественно, песню взяли в финал телепередачи "Песня года", и петь ее должен был, кажется, старший Гнатюк. Но когда выяснилось, что отдали ее Виктору Вуячичу, Туликов забастовал.

– Да он ее просто провокалирует и все, и мне будет некомфортно присутствовать при этом в зале, - сказал он.

И на концерт не пришел. Не помню, был ли там я, но фотографии такой памятной - мы рядом с Туликовым слушаем "Признание в любви" - это уж точно не будет. И жаль.

А вот и еще история из жизни песен. Получилась

настоящая, озорная цыганская песня "Три линии" ("На руке - три линии - лепестками лилии", помните?). Записали со Светой Янковской, звездой театра "Ромэн", и отрядили ее показаться на телевидении. Там сказали: "У нас в программе уже есть цыганщина, так что примите извинения!" И Света уехала в Америку и уже оттуда, со своей Ньюйоркщины, запустила песню по всему цыганскому миру. Ее и сейчас поют все рестораны, где и нет цыган, но где их все равно любят, и дай Бог, чтобы вечно пели!

Теперь маленькое отступление: та, другая песня, что пошла, была оплачена. Ерундой, мелким подарком, флаконом французских духов за 80 рэ (ну, система такая мелкая была, не то что теперь!). Но я-то, чистоплюй, никогда не унижался до этакого. От гордости, а может, от скупости? Не знаю, но на принципиальный вопрос - надо ли давать взятки, теперь отвечаю: надо! Человек слаб - и тот, кто дает, и тот, кто берет. Оба. Надо!
– говорю я. И не даю!

Теперь два слова об Игоре Шаферане, близком моем приятеле и соавторе, одном из самых первых в нашем цеху, со своим каким-то теплым песенным словом. Может быть, по-одесски теплым.

Поначалу он все говорил: "Да спросите у Миши!", "Да давайте Мише позвоним!" А потом, набрав силу (он имел на это право - талант!), стал заседать в худсоветах, на фирме "Мелодия" постоянно. Позволял себе уже делать и мне какие-то замечания. Кстати, он заседал и на том худсовете, где зарубили наше с Юрой Антоновым "Зеркало". Талант не обязан быть образцом по всем параметрам. Игорь как-то сказал обо мне Матецкому: "Миша какую-то хуйню пишет!" Вот этого я как раз себе никогда не позволял.

Всегда знал, что надо нам быть, как Пушкин, во всем. И стихи пытаться писать так! И с книготорговцами торговаться. И не завидовать. И за честь жены уметь постоять жизнью!

И спать со свояченицей? Да, если это правда, то - да.

ПОМИНКИ ПО ДРУЗЬЯМ

На первом конкурсе бардовских песен в Питере я был в жюри вместе с Яном Френкелем и Александром Галичем. Состав участников весьма неслабый - Клячкин, Городницкий, но, разумеется, героем этих смотрин и центром внимания (всеобщего) был корифей гитарной поэзии, вообще большой поэт Александр Галич, с которым мы познакомились и неожиданно быстро сблизились. Он, видимо, что-то угадывал во мне, так как и сам работал и в той, другой, моей песне. ("До свиданья, мама, не горюй!")

Впрочем, я ошибаюсь. Первый сбор бардов у костра и смотр талантов состоялся раньше, в Бресте, как страничка сценария Всесоюзного слета следопытов-школьников, разыскивавших могилы героев Отечественной войны. Уж не знаю, в каком качестве я там был - как следопыт или как герой, но мы написали для этого слета с Яном песню "Всем, кто идет", и ее потом распевали.

По картинкам

Зачитанных книжек

Через годы шагает отряд

Комиссары в буденовках

Рыжих

И солдаты