Играй в меня
Шрифт:
Я не смотрю на Диму. Комкаю в руках найденный свитер. Мне хочется, чтобы он снова протянул мне руку, я просто не встану сама. И руки мои трясутся ещё сильнее Димкиных. Только Жорику смешно.
— Может ты с ними обоими трахаешься одновременно? И как Сенька к этому относится? Имей ввиду — я против таких забав. Максимум на подружку согласный.
И руки ко мне тянет. Я закрываю глаза. Хочу умереть прямо сейчас. Пугали, пугали меня смертью, и где же она? Сердце бьётся так, словно каждый удар — последний. А я все не умираю.
— Я ничего не хочу знать, — голос Димки почти
— А может, позвоним Сеньке, и по очереди её оттрахаем? — у Жорика улыбка до ушей. Ему весело. Но мне страшно. Я то знаю, что он отморозок. А Димка, он не такой. Честный. И играет по честному. — Мне то чего? По крайней мере, я уже знаю, что прынцесска на сносях.
Димка молчит. Кулаки стискивает и меня ждёт. Я встаю, вкладывая в это последние силы. Делаю шаг, потом ещё один. Бежать бы отсюда. Но я просто иду. Тесная комнатке казалось растянулась на целые километры. Мне нужно встать за Димкиной спиной. Там — безопасно. А потом просто рассказать все. И про ошибки свои, и про лёгкие деньги, и про…сердце. Ещё же не поздно…
Я старалась не думать о том, что Димка мне не поверит. Тогда мне казалось, что хуже быть не может. Наивная. Всегда есть куда хуже. Все произошло очень быстро.
— Куда? — крикнул, буквально проревел Жорик, и дёрнул меня за свитер назад.
Я упала в винную лужу. Растерялась, даже боли не почувствовала. И не слышала то ничего — в ушах грохотал пульс. На мгновение показалась себе маленькой глупой девочкой, что выпустила в толчее мамину руку, и теперь хлопает глазами, не понимая, как мог привычный мир во мгновение пропасть вместе с теплом родной ладони. Я потерялась.
И крики доносятся, словно сквозь толщу воды. Ботинки мужские грохочут по полу, оставляют винные следы, а я сижу, в голове звенит. Странно, должна ли кружиться голова при сердечных болях? Или я вся насквозь больная?
Дерутся? Точно, дерутся. Димку я видела дерущимся в школе, но то было не всерьёз. А сейчас…по настоящему? Трясу головой, пытаясь прийти в себя. Надо уводить Димку отсюда. Жорка слишком проблемный.
— Я сейчас позвоню, — это Жоркин голос. — Подъедут пацаны и раскатают тебя, в лепешку, нахер!
Димка дёргает меня с пола, поднимает. Мы уходим. Я рада, я счастлива, что бы не случилось, а из этой квартиры нужно уйти. Дима толкает меня вперёд, прикрывает собой. Жорик не так силён, и не так опасен, как ему самому кажется, но он неадекватен. И уступать не умеет. Рычит, бросается на Димку со спины, валит его на грязный пол. Они катаются. И дерутся вовсе не как в фильмах. Некрасиво, хаотично наносят друг другу удары, дышат тяжело, яростно. Даже молчание их — яростное.
Надо бежать за помощью. Вызвать полицию. Дверь открыта нараспашку, Димка просто сломал замок. Выбежать я не успеваю. Раздается грохот, оборачиваюсь поневоле.
Димка стоит на четвереньках, раскачиваясь. Жорка лежит на полу, нелепо раскинув руки ноги в разные стороны, смотрит в потолок. Под головой разливается кровь.
— Глупости, — говорю я вслух. —
Дима встаёт. Шарит взглядом по полу — ищет телефон. У него тоже кровь, сочится из носа. А в квартире погром, словно не два не слишком умелых бойца сражались, а стадо слонов прошло.
— Это лампа, — сказал Димка. — На полу валялась. Я ею ударил, по голове. Лампа тяжёлая… Надо скорую вызвать.
Я делаю шажок. Присаживаюсь на корточки. У Жорки — стеклянные глаза. Я ни разу не видела мертвецов. Думаю об этом и сама боюсь даже мысленно допустить, что Жорка мёртв. Тянусь пальцами, касаюсь кончиками пальцев его кожи. Она тёплая. Даже горячая, по сравнению с моими пальцами. Но…пульса нет. И я понимаю, что искать его бесполезно, Жорик не оживет.
— Не надо скорую, — мой голос глух. — Он умер, Димка.
Вот так нелепо, в старой квартире, на полу залитом вином, из-за чужой беременной женщины взять и умереть. Но Жорика мне не жалко. Я бы сама его убила. И ещё раз, и ещё. Если бы был шанс этим что-то изменить. Вот сейчас то я и понимаю, не то было страшно, что раньше. Страшно — сейчас.
— Полицию надо вызвать, — шепчет Димка, оседает на пол.
Я сажусь возле него на пол. Рядом — мёртвый Жорик. Такой безобидный. Симпатичный даже. И глаза пустые, растерянные. Я немного ему завидую — у него больше никаких печатей, горестей, проблем. И Димкину ладонь накрываю своей. Кажется, как будто в последний раз.
Глава 12
Жизнь не сложная штука. Всего-то сложностей — жить. Но сколько это порой требует сил! Даже дышать. Грудь опускается, поднимается, без устали, упорно год за годом заставляя меня дышать.
Стены белые. Такие белые, что невыносимо. Как я раньше справлялась с этой белизной? Не выдержав, я поднялась с постели, торопливо оделась и пошла прочь из дома. Забыла, что у меня машина есть, и даже при зимней резине, как положено.
Недалеко, на полпути к школе находился хозяйственный магазин. Был он там все время, все эти годы, и даже вывеску не сменил. Я вошла внутрь. Тут — огромные рулоны со смотанной сеткой рабицей. Ведра, тазики. Железные тачки на трёх колёсах. На стендах молотки и образцы гвоздей. Мешки с непонятным содержимым. Я протискиваюсь мимо всего этого изобилия, нахожу консультанта.
— Здрасьте, — здороваюсь я. — Мне краска нужна.
— Какая?
— Любая. Яркая. Много.
Обратно я несу два тяжёлых пакета. В них баночки с краской. Кисти, валики. Я подскальзываюсь, даже падаю один раз, но я весьма упорная в своём сумасшествии. Краску я донесла. До вечера красила стены. Цветы, нелепые сердечки, дремучие леса — над ними радуга. Рудольф взирал молча и терпеливо. Ко мне он привык.
Я уже говорила, что рисовать я не умею? Картинки получились не важные, местами даже нелепые. Зато все то время, что я рисовала, я не думала ни о чем вообще. А потом краска закончилась. Я нашла пачку сигарет, покурила, прямо на кухне, мрачно разглядывая свои заляпанные краской руки. Вернулась в комнату — ковёр в пятнах. Стены — мечта шизофреника. И оживление отступило, навалилась тоска.