Играя на струнах души
Шрифт:
Я перевожу взгляд с Бена на Эшли, с нетерпением ожидая новостей.
— Как она?
Бен дергает головой, молча прося меня присоединиться к нему подальше от подслушивающих ушей.
— Я сойду с ума, если кто-нибудь не скажет мне, что происходит, — говорю я, беспомощно заливаясь слезами. Я перестал бороться с ними. Это бессмысленно.
— Все хорошо, — говорит Бен тихо, невозмутимо. — Она сказала Эшли, что ее не изнасиловали, так что это… — Он судорожно выдыхает, его глаза затуманиваются, когда тот сам борется со слезами. — Кое-что.
— Но я видел ее… —
— Он прикасался к ней, Итан.
— Блядь! — Я шагаю туда-сюда, безумная энергия бурлит внутри меня, не находя выхода. — Я собираюсь убить ублюдка.
— Не говори этого при копах.
Мои ноги замерзают, и я свирепо смотрю на своего друга.
— Я серьезно. Я собираюсь перерезать ему горло и смеяться, пока он истекает кровью у моих ног. Думаешь, я этого не сделаю? Я с радостью отсижу пожизненное в тюрьме, если это означает возможность смотреть ему в глаза, пока высасываю жизнь из его тела.
— Необязательно садиться в тюрьму. — Райдер поднимает руку. — Я принесу лопату.
Следующей поднимает руку Эшли.
— А я нож.
Бен смотрит между нами тремя и вздыхает.
— Хорошо, но мы должны сделать это где-нибудь в лесу. И вторая лопата не помешала бы.
Человек Божий, серьезно говорящий о захоронении тела в поддержку меня и моей девушки, немного смягчает мой гнев. Я почти улыбаюсь. Почти.
Джесси и Бетани появляются час спустя, и после трех чашек дерьмового кофе и долгого ожидания врач, наконец, выходит поговорить с нами.
Я вскакиваю и встречаю доктора в двух шагах от двери.
— Как она? Могу я ее увидеть?
«Доктор Тина Бакстер» — вышито на ее белом халате. Женщина печально улыбается.
— Извините, она не хочет никого видеть.
— Что? Можете сказать ей, что Итан здесь и что мне действительно нужно ее увидеть? — Мне нужно прикоснуться к ней, поцеловать ее, увидеть своими глазами, что с ней все в порядке.
— Мне жаль. У нее была долгая ночь, и ей нужно выспаться. Уверена, что она свяжется с вами, когда будет готова. — Доктор Бакстер оглядывается по сторонам. — Вы все можете пойти домой, немного поспать. Мы собираемся оставить ее у себя на ночь.
Я хочу спросить почему, потребовать ответов, но я не член семьи. Я не… Ох, черт.
— Мы должны сообщить ее отцу.
— Мисс Марстен вполне способна сама устанавливать контакты, — говорит доктор. — Лучшее, что вы можете для нее сделать — это дать ей пространство, в котором она нуждается для исцеления.
Даже при том, что знаю, что доктор права, каждая клеточка во мне восстает против ее слов. Я хочу помочь ей исцелиться, хочу быть рядом с ней, позволить ей опереться на меня, поплакать в моих объятиях. Никогда не хотел ничего большего за всю свою жизнь.
— Можете сказать ей, что я здесь, если ей понадоблюсь?
— Конечно.
Твердая рука опускается мне на плечо, затем другая на другое плечо. Я оглядываюсь и вижу Бена и Джесси, стоящих по бокам от меня.
Джесси
— Спасибо, док. — Он сжимает мое плечо. — Пойдем, чувак. Прими душ, немного поспи. Она позвонит тебе, когда будет готова к этому.
— Нет, я не пойду домой. Я остаюсь здесь.
— Ты слышал доктора, — говорит Бен. — Она не принимает посетителей.
— Мне все равно. — Я отмахиваюсь от парней и сажусь, положив локти на бедра. — Я никуда не уйду.
Они все соглашаются оставить меня с обещаниями, что я, по крайней мере, попытаюсь немного поспать. Да что угодно. Я говорю им то, что им нужно услышать, чтобы они ушли.
И я устраиваюсь сидеть здесь так долго, как это потребуется.
ТЕЙЛОР
Я наблюдаю восход солнца над городом со своей больничной койки.
После того как задала миллион вопросов и проделала множество манипуляций, доктор дала мне обезболивающие. К счастью, я провалилась в сон без сновидений и проснулась как раз в тот момент, когда солнце пробилось сквозь темноту. В восходе солнца так много надежды. Новый день, наполненный возможностями. Я видела восход солнца над большим количеством городов, чем могу сосчитать, и каждый раз они наполняли меня надеждой на то, что должно произойти.
Но не сегодня.
Когда солнце освещает больничную палату, я вспоминаю прошлую ночь. Призрачные руки сжимают мое горло, и боль в лодыжке пульсирует с жестокой отчетливостью. Мой пульс подскакивает, дыхание учащается, и из груди вырывается всхлип.
— Ты проснулась. — Сонный голос привлекает мой взгляд к противоположной стороне комнаты, где Хейли встает со своего стула и спешит к моей кровати. — Тебе больно? Хочешь, чтобы я вызвала врача?
— Ты осталась? — Я помню, что она была со мной всю ночь, но предполагала, что как только я засну, девушка уйдет домой. Ее доброта немного рассеивает страх.
— Да. Не могла вынести мысли о том, что ты проснешься одна. — Она трет глаза и зевает, и я замечаю, что на ней больше не платье, а больничная униформа. — Как ты себя чувствуешь?
Я провожу кончиками пальцев по своей шее и морщусь.
— Болит.
Она хватает меня за руку и садится на край кровати.
— Я разговаривала со своим отцом этим утром. Сказала ему, что, если он позволит адвокатам похоронить это, я никогда больше с ним не заговорю. — Ее губы кривятся. — Половина денег, которые зарабатывает мой отец, уходит на то, чтобы уберечь музыкантов от тюрьмы или от попадания в заголовки газет. Они все свиньи, все до единого.
Судя по блеску в глазах Хейли и страсти в ее голосе, у меня такое ощущение, что она говорит из личного опыта. Я сжимаю ее руку.
Она смахивает набежавшую слезу.
— Прости, не знаю, почему я плачу.
— Кто причинил тебе боль? — Мой голос хриплый, мне больно говорить.
Хейли стонет и качает головой.
— Не хочу говорить обо мне, тебе больно и…
— За последние двенадцать часов я рассказала свою историю больше раз, чем хотела бы за всю свою жизнь. — Я пытаюсь избавиться от боли в ушибленном горле. — Расскажи мне свою.