Игрок
Шрифт:
— Но всего лишь одно. И оно предельно простое: увольте Рашида Мурзалиева. Найдите нового главу исследовательского центра. Человек с подмоченной репутацией нам не нужен.
Я втягиваю воздух носом, и Снежана тут же цепляется:
— Это для вас затруднительно?
— Это очень напоминает о нашем небезызвестном знакомом.
— Может статься, и так, — снова пожимает плечами она. — Александр Елисеев — не тот человек, с которым мы хотели бы обострять отношения, но о его вмешательстве мне неизвестно. Хотя, меня лично никогда не просят снести кому-нибудь голову.
Удивительно. Я бы к ней в очередь на такое дело записался…
— Так Рашид — проблема? — уточняет она.
Проблема ли для меня Рашид Мурзалиев? Его знания и опыт держали на плаву исследовательский центр несколько последних лет, и смена руководства сейчас крайне нежелательна. А с другой стороны, учитывая все наши прошлые разногласия и то, что под его имя уже навряд ли будут выделены хоть какие-то деньги…
— Ничуть, — отвечаю и поднимаю бокал с водой.
— Что ж, надеюсь, сработаемся, — кривовато улыбается Снежана.
Жен
Пеньюар я, конечно, надевать не стала, но, в попытке уговорить Кирилла на сбор средств в помощь обманутым участникам исследований, заказала ужин и даже зажгла свечи. Я понимала, что время тяжелое, что Харитонову сейчас не до этого, но решила, что он обязан войти в положение. А в итоге получилось очень глупо. Впрочем, как и всегда.
Кир влетел в двери в исключительно замечательном настроении, болтал без умолку о какой-то женщине и каком-то фонде, о том, что теперь является полностью независимым человеком. А когда увидел накрытый стол — подумал, что я каким-то образом узнала о грядущем сотрудничестве и решила это отметить. Ему даже в голову не пришло, что причина может быть иной. Он обнял меня, долго целовал, а потом продолжил свой рассказ об этой Снежане, раскладывая еду по тарелкам. Мне ничего не оставалось, кроме как притвориться, что так оно и есть, и мы отмечаем реанимацию исследовательского центра. И хотя было чуточку не по себе, я честно пыталась радоваться вместе с ним, игнорируя дурное предчувствие… Ровно до тех пор, пока он не сказал, что от полного счастья и восторга нас отделяет не более чем увольнение Рашида Мурзалиева.
Я даже не знаю, что в этот миг на меня нашло, но остаток вечера для меня оказался испорчен. Я сжимала зубы и старалась не высказать все, что думаю по этому поводу. Да, черт возьми, Мурзалиев, конечно, временами ведет себя как полный кретин, но он столько сделал, чтобы исправить наши с Кириллом ошибки! В конце концов, это мы не сумели сдержать запретное влечение, мы не смогли защитить центр от старшего Харитонова, мы не оградили окружающих от последствий своего выбора … а отдуваться будет Рашид! Тот самый человек, который последние несколько дней без сна и отдыха, забывая о гордости, обзванивал собственных конкурентов в надежде помочь людям, которых подвели мы с Кириллом.
Разве так можно? Да это же личная катастрофа! Человек сорок лет жертвовал всем ради работы, лишь один раз сделал неверный выбор (я о той сценке в кабинете), и теперь вычеркнут отовсюду. Нет, в какой-то степени обида Кирилла понятна, но разве этот обмен равноценен? Кто согласится взять на работу врача-исследователя, которого уволили сразу после того, как государственные фонды отказали ему в финансировании? Кто поверит, что причина не в его профнепригодности? Никто.
И пока я гоняла эту мысль, разрываясь от противоречивых эмоций, Кирилл, увлекшись открывшимися перспективами, продолжал беззаботно болтать, что-то придумывать. Я очнулась только тогда, когда он дошел до мысли представить меня всему свету как свою новую даму сердца на благотворительном новогоднем балу… Вдохновенно вещал о том, что устал прятаться, что собирается рассказать о нас миру… А я не выдержала, сослалась на головную боль и ушла.
— Долго еще? — спрашиваю раздраженно у медсестер, попивающих чай с конфетами, коими родственники пациентов задаривают персонал всех больниц, в надежде, что за их любимыми будут следить чуточку лучше.
— А черт его знает, техников вызвали, но все уже отмечают Новый год. Корпоративы кругом, сама понимаешь.
— Корпоративы или нет, лечить людей без электричества мы не можем, — сообщаю ворчливо.
После вчерашнего ужина-кошмара я с воодушевлением поменялась сменами с Соней и осталась на ночное дежурство. Однако у меня, видимо, черная полоса какая-то: из-за ветра оборвало провода, основной генератор центра, как оказалось, неисправен, и теперь у нас осталось одно лишь аварийное освещение. Тусклое, зеленоватое. В фильмах ужасов только такое и бывает.
Обрыв проводов случился пару часов назад, когда некоторые врачи еще не ушли. К нашему несчастью, среди них оказался Капранов, который собрал в холле целую толпу врачей и медсестер, дабы провести для них ускоренный курс по оказанию медицинской помощи в полевых условиях. Я уж не знаю, что за наивная публика работает на Харитоновых, но среди всех собравшихся только я заподозрила неладное сразу и, разумеется, не ошиблась: наставник на полном серьезе советовал всем взять простыни, нацепить на голову и бегать по коридорам, крича «у-у-у-у» и врезаясь во все попадающееся на пути. Я сильно сомневалась, что после такого он выйдет из центра живым, но, судя по всему, публика на Харитоновых работает еще и воспитанная. Хотя…
— Можешь побегать по центру с простыней на голове, вдруг свет выработаешь, — язвят медсестры, припоминая, чей именно наставник испортил всем настроение.
— Сегодняшний день просто бьет рекорд по числу дельных советов, — говорю раздраженно.
Однако дамы уже раскаялись:
— На, угощайся конфетами, — протягивают мне лакомство, не переставая противно хихикать.
Со вздохом беру конфету и, развернув, кладу в рот. Уже собираюсь уйти, как вдруг слышу звук подъезжающей скорой нашего скромного отделения травмы. Сердце тут же опускается в пятки, а разум автоматически подмечает: без мигалок, значит, пациент не из критичных. Это радует. Медсестры, еще недавно лениво зубоскалившие, меняются в лицах. До этого момента нам везло исключительно: новых пациентов не было, но каждый боялся.
— Принимай, — велит один из врачей скорой. — Наш молодец подрался в стриптизе, а позвонили почему-то нам. Под Новый год, сама понимаешь, пьяных разборок полно, и больницы по уши загружены — с ходу еще одного пациента не навяжешь… да и жалко, вроде. Он же не шарик для пинг-понга, — добавляет шепотом парень, но вдруг застывает и оглядывается. — Слушай, а неужели свет так и не починили? Обещали же уладить за час.
— А что, похоже, что починили? — огрызаюсь, указывая на нервно подмигивающую лампу над головой. — Под Новый год, видимо, один час за четыре.
К счастью, пациент идет самостоятельно, разве что немного согнувшись. Сломанные ребра? В драке дело обычное. Интересно, сколько человек понадобилось, чтобы поколотить такого мощного парня? Высокий, крепко сложенный.
Напомнив себе, что разглядывать пациентов неприлично, велю:
— Давайте его на каталку.
— Сам пойду, — рявкает, да так, что медики отпрыгивают, а я, не сдержавшись, закатываю глаза. Ну вот опять. У нас каждую неделю нервные и самостоятельные появляются. И ведь выглядит так, будто не прочь кому-нибудь еще наподдать. Не хватило, судя по всему. На всякий случай ищу глазами шкафчик с медикаментами. Успокоительное присматривают.