Игрушка Двуликого
Шрифт:
– Мэ-э-эй?! – не веря своим глазам, восклицаю я, с места прыгаю к ней и внезапно понимаю, что она меня и не слышит, и не видит: ее взгляд устремлен наружу, во Тьму.
Обнимаю жену за плечи и тут же леденею от жгучего, воистину невыносимого холода. Зарываюсь лицом в белые как снег волосы и обмираю – они пахнут не цветами, а пеплом…
– Она ждет… Тебя… Уже целую вечность… – доносится из-за спины недовольный голос Ларки. – И никак не дождется…
–
– Тут – только мы трое… – еле слышно вздыхает мать. – А ты – там…
Непонимающе хмурю брови, пытаюсь повернуть Мэй к себе лицом и… проваливаюсь сквозь нее! В темный, мутный и омерзительно липкий туман, не удержав равновесия, падаю на колени, тут же вскакиваю, разворачиваюсь на месте, рвусь туда, где должны быть Мэй, Ларка и мама, и вдруг вижу удаляющееся вверх теплое желтое пятнышко, которое внезапно застывает, подергивается темными трещинами и превращается…в лик Дэйра, висящий над кронами деревьев.
Намек – понятнее некуда. Поэтому молча киваю, неторопливо складываю араллух жены, встаю, подхожу к мирно спящему Арвену и приседаю рядом с ним на корточки:
– Шалый?
– Да, ваш-мл-сть?
– Это – араллух баронессы Мэйнарии д’Атерн. Доберешься до любого города, покажешь его первому попавшемуся хейсару и потребуешь отвезти тебя к их адвару. Если тебя не услышат, скажешь, что говоришь голосом баас’ори’те. Запомнил?
– Э-э-э… отвезти к адвару, если не поймут, сказать, что говорю голосом баас’ори’те… – послушно повторяет охотник.
– Когда тебя довезут, отдашь араллух и передашь мои слова: «Возьми его кровь, брат…»
– А… вы?
– Я ухожу в Храм…
Глава 32
Брат Ансельм, глава Ордена Вседержителя
Третий день третьей десятины третьего травника
—…Аи-излишки – две тысячи д-двести тридцать четыре мешка овса и п-пятьсот сорок семь мешков п-пшеничной муки – проданы представителям купеческого дома Даннов за…
– А почему именно им? – не отрываясь от бесконечных рядов цифр, мрачно поинтересовался Ансельм.
– Виллерой Д-данн, наследник безвременно усопшего Фрола Скряги, д-дал за них самую высокую цену… – торопливо объяснил брат Шавер. – По четыре лишних м-медяка за мешок овса… и п-по семь – муки… Таким образом…
Проглядев изученный вдоль и поперек свиток то ли шестой, то ли седьмой раз подряд, но так и не сумев придраться ни к одной цифре, глава Ордена Вседержителя хмуро отложил его в сторону и вперил немигающий взгляд в переносицу Торгаша. Молча. Но этого хватило – Шавер, прервавшись на полуслове, смертельно побледнел и нервно сглотнул.
Выждав с десяток ударов сердца, Ансельм откинулся на спинку кресла и нахмурил брови:
– Я рассчитывал на большее…
В кабинете остро запахло потом.
– Ваше п-преподобие, нынешняя цена на зерно и муку п-почти
– Если я не ошибаюсь, об извержении вулкана Маэрвал ты узнал не от кого-нибудь, а от меня!
– Да, ваше преподобие, т-так оно и было! – затараторил брат Шавер. – Только благодаря вашей неоценимой п-помощи мне удалось вовремя скупить…
Славословие сломленного Торгаша почему-то вызвало не удовлетворение, а омерзение – оглядев монаха, осторожно прижимающего к боку замотанный в окровавленные тряпки обрубок левой руки, Ансельм раздраженно встал из-за стола, прошел к окну и хмуро уставился на крупного, размером с хорошего бычка, аталора [211] , по своему обыкновению лежащего на самой середине дорожки, ведущей к воротам Обители.
Как обычно, при виде этого черного как смоль зверя, способного один на один взять медведя-шатуна, Ансельму захотелось крови: «Может, все-таки надо было его казнить?»
211
Аталор – местная порода собак.
Картинка с обезглавленным телом, бьющимся в агонии у ног палача, появившаяся перед внутренним взором, тут же улучшила настроение. Впрочем, ненадолго: при всей своей привлекательности это желание было неверным. Ибо лишало Ансельма человека, знающего о торговле ВСЕ.
«Ничего, усекновение руки – тоже наказание… – подняв взгляд к стремительно темнеющему небу, подумал он. – И очень неплохой намек для остального ворья…»
– В-ваше преподобие, про д-доходы К-книдской обители рассказывать? – собравшись с духом, еле слышно поинтересовался Торгаш.
– Я ознакомлюсь с ними сам… – не оглядываясь, бросил глава Ордена. – Можешь идти…
Недавняя и еще не забытая экзекуция явно обострила чутье на неприятности: Шавер вылетел в коридор чуть ли не раньше, чем понял, что гроза миновала. А через несколько мгновений до Ансельма донесся еле слышный скрип.
«И Бенор вышел…» – подумал он, с наслаждением почесал ноющий шрам на ягодице, затем вспомнил о почти удавшемся покушении и, торопливо оперевшись на подоконник и подавшись вперед, облегченно перевел дух: копна сена на телеге, стоящей под окном, радовала глаз своей величиной.
Липкая волна ужаса, нахлынувшая на него вместе с воспоминаниями, тут же начала отступать. Но недостаточно медленно, и он, скрестив руки на груди и прислонившись плечом к стене, снова уставился на пса.
Аталор спал. Чутким сном воина, уверенного в своих силах. Его лобастая голова покоилась на мощных передних лапах, а кончик черного как смоль носа почти касался основательно погрызенной кости.
«Могуч, бесстрашен и неудержим…» – подумал Ансельм, проводил взглядом послушника, «из уважения» к псу решившего добираться до исповедальни не напрямик, а в обход кузницы, и заметил несколько черных пятен, упавших из-под низких облаков к миске аталора, стоящей перед его конурой.