Игры форов
Шрифт:
— Одно чудо за раз.
Капитан Осон, четыре года назад бывший толстяком, с тех пор набрал еще немного веса, но в остальном, кажется, не изменился. Он шагнул в каюту Оссера, окинул взглядом нацеленные на него парализаторы и замер, сжимая кулаки. Когда он увидел Майлза, сидевшего на краю комм-пульта (психологическая уловка, чтобы поднять голову Майлза до уровня остальных: он опасался, что в кресле пульта выглядел как ребенок, которому нужен специальный высокий стульчик, чтобы сидеть за обеденным столом), гнев на лице Осона уступил место ужасу:
— Проклятие!
— Конечно я, — пожал плечами Майлз. Вооруженные парализаторами мухи на стене — Чодак и его человек — подавили ухмылки радостного предвкушения. — Нам предстоит боевая операция.
— Вы не можете… — Осон прервался и пристально посмотрел на Оссера. — Что вы с ним сделали?
— Скажем так, мы подправили его отношение к жизни. Что касается флота, то он уже мой. — Ну, по крайней мере, он над этим работает. — Вопрос в том, выберите ли вы сторону победителя? Положите себе в карман боевые премиальные? Или мне передать командование «Триумфом»… — Осон молча оскалился в сторону Туна. — …Белу Торну?
— Что? — воскликнул Осон. Тун содрогнулся. — Вы не можете…
Майлз оборвал его:
— Вы случайно не помните, как перешли от командования «Ариэлем» к командованию «Триумфом»? А?
Осон указал на Туна:
— А как насчет него?
— Мой заказчик внесет сумму, эквивалентную стоимости «Триумфа», которая станет долей Туна в корпорации флота. Взамен коммодор Тун откажется от всех претензий на сам корабль. Я утвержу его в должности начальника штаба и тактического командующего, а вас в должности капитана флагмана «Триумф». Ваш первоначальный взнос, эквивалентный стоимости «Ариэля» за вычетом права владения, будет подтвержден как ваша доля в корпорации флота. Оба корабля будут числиться собственностью флотилии.
— И ты с этим согласен? — спросил Осон у Туна.
Майлз пронзил Туна стальным взглядом.
— Ага, — пробурчал Тун.
Осон нахмурился.
— Дело не только в деньгах… — он замолчал, изогнул бровь: — Какие боевые премиальные? Какой бой?
«Он сомневается, значит, он наш».
— Вы участвуете или нет?
Луноподобное лицо Осона приняло хитрое выражение:
— Я участвую… Если он извинится.
— Что? Этот тупица думает…
— Извинись перед человеком, Тун, дорогой, — пропел Майлз через сжатые зубы. — И продолжим. Или «Триумф» получит капитана, который может быть своим собственным первым помощником. И который, среди прочих многочисленных достоинств, не спорит со мной.
— Конечно, не спорит: маленький бетанский перевертыш влюбился, — выпалил Осон. — Я все не могу понять, хочет ли он сам тебя трахнуть, или чтобы ты трахнул его…
Майлз улыбнулся и предостерегающе поднял руку:
— Ну-ну.
Он кивнул Елене. Она убрала парализатор в кобуру и достала нейробластер, который спокойно направила в голову Осона. Ее улыбка неудобно напомнила Майлзу улыбку сержанта Ботари. Или еще хуже, улыбку Кавило.
— Я никогда не говорила, Осон, насколько меня все-таки раздражает твой голос? — спросила она.
— Ты не выстрелишь, — неуверенно сказал Осон.
— Я ее останавливать не стану, — соврал Майлз. — Мне нужен ваш корабль. Было бы удобно — но не обязательно — если бы вы командовали им для меня, — его
С нарочитой вежливостью Тун высказал высокопарные, хотя и туманные, извинения Осону за прошлые пренебрежительные высказывания о его характере, интеллекте, предках, внешнем виде… Когда лицо Осона начало темнеть, Майлз остановил список Туна на середине и заставил начать сначала:
— Теперь попроще.
Тун вздохнул.
— Осон, иногда ты можешь быть просто задницей, но, черт возьми, когда приходится, ты можешь драться. Я видел тебя в деле. В жесткой, опасной и безумной заварухе я бы предпочел иметь тебя за спиной более, чем любого другого капитана во флоте.
Один из уголков рта Осона загнулся вверх.
— Вот это уже искренне. Спасибо большое. Я очень ценю твою заботу о своей безопасности. Ну и насколько же жесткая, опасная и безумная заваруха нам, по-твоему, предстоит?
Тун захихикал, по мнению Майлза, самым отвратительным образом.
Капитанов-владельцев приводили по одному и убеждали, подкупали, шантажировали и морочили голову, пока язык у Майлза не начал заплетаться, горло пересохло, а голос охрип. Только капитан «Перегрина» попытался оказать физическое сопротивление. Его парализовали и связали, а его первого помощника поставили перед немедленным выбором между внеочередным повышением и длинным путешествием через короткий шлюзовой отсек. Он выбрал повышение, но глаза его говорили: «Придет и наш день». Если этот день придет после цетагандийцев, то Майлза такой расклад вполне устраивал.
Они перешли в больший по размеру зал напротив тактической рубки и устроили самое странное заседание штаба, на каком когда-либо присутствовал Майлз. Оссера подкрепили дополнительной дозой фастпентала и посадили во главу стола, как улыбающееся набитое чучело. По крайней мере, еще двое были привязаны к своим креслам и сидели с кляпом во рту. Тун сменил свою желтую пижаму на повседневную серую форму и наспех прицепил коммодорские знаки различия поверх капитанских нашивок. Реакция аудитории на представленную Туном тактическую вводную колебалась между сомнением и шоком и была преодолена (почти) яростной стремительностью требовавшихся от них действий. Самым убедительным аргументом Туна было мрачное предположение, что если они сами не станут защитниками червоточины, то им, возможно, придется атаковать ее позднее, выступая против подготовленной цетагандийской обороны: картина, которая вызвала дрожь по всему столу. Аргумент «могло быть хуже» всегда действовал безотказно.
Часть пути пройдена. Майлз помассировал виски и, наклонившись к Елене, прошептал:
— Это всегда было так плохо, или я просто забыл?
Она задумчиво поджала губы и пробормотала в ответ:
— Нет, в прежние времена оскорбления были получше.
Майлз тихо хмыкнул.
Майлз сделал сотню несанкционированных заявлений и неподкрепленных обещаний, и наконец собрание закончилось и все разошлись, каждый на свой пост. Оссера и капитана «Перегрина» под конвоем увели на гауптвахту. Тун задержался только за тем, чтобы хмуро взглянуть на коричневые войлочные тапочки: