Игры с богами. Я – монстр?
Шрифт:
– Демьяныч, не тяни! – взмолилась Агафья, древняя старуха с первого этажа. – Что там?
– Да, сказывай уже, – поддержал её скотник Вобла, проживающий на пятом.
Тут же, словно по команде, включились остальные, и поднялся такой гвалт, что вычленить отдельные голоса было невозможно. Говорили все, много и сразу. Сказывалось нервное напряжение. Кочевников помнили. Особенно те, кто постарше.
– Тихо! – наконец, оборвал шум староста. – Раскудахтались! Кочевники за лесом.
– Да это мы и сами знаем! – крикнул кто-то из толпы. – Серко рассказал. Ты говори, что на совете решили.
– А что тут решать? – староста развёл руками. – Тут два выхода: или воевать, или миром договариваться.
– Демьяныч! – взвился кузнец Митяй, живущий на втором этаже. – Ты доведёшь нас! Быстро переизберём из старост. Ты чего тянешь? А то мы сами не знаем, что в таких случаях два выхода. Ты говори, что на совете решили?
– Дык, я и говорю. Следопыты наши сбегали, посмотрели. Воевать – не вариант. Уж, больно силища большая. Все с автоматами и, даже, гранатомёты есть.
– Иди ты! – не поверил кто-то. – Автоматы ещё, куда ни шло. Патронов накопать можно, если знать где. А где они гранаты для гранатомётов набрали?
– Может, склад военный нашли? – предположил Митяй. – Народ кочевой, как-никак. Мало ли их где носило?
– Гранатомёты это серьёзно, – проговорил Серко, хоть раньше не предпочитал высказываться на таких собраниях.
– А то! – согласился Вобла. – У нас и автоматов-то не на каждого, а тут – гранатомёты!
– Ну, автоматов-то хватает, – не согласился Штырь с третьего этажа. – Патронов мало. А одними самострелами не отобьёмся.
– Вот и на совете то же самое говорили, – приосанился Демьяныч. – Не выстоять нам, если воевать будем.
– Так, что делать то? – заголосила Ирка с первого этажа. – Самим в петлю лезть?
– Договариваться надо. Сегодня ночью делегация пойдёт к ним в лагерь.
– Кто пойдёт?
– Не наше это с вами дело! Кому поручит господарыня, тот и пойдёт. Наша задача к осаде готовиться.
– Так, вроде, договариваться решили.
– Решили. Мы решили. А что кочевники об этом думают, то нам неведомо. Может, послы уже по деревьям развешены, а супостат к городу подбирается. Поэтому, мужики, готовим оружие, сухой паёк на сутки и на стену. Наш участок на розовом доме. В полночь собираемся здесь и уходим на позицию. Агафья, собираешь баб и с утра организуешь под Розовым домом полевую кухню. Позавтракаем тем, что из дома возьмём, а обед горячий быть должон. Поняла?
– Да, что не понять-то? Поняла.
– Сима!
– Что? – высокая статная женщина с четвёртого этажа, уже собирающаяся уходить, остановилась и повернулась к старосте.
– Лазарет для наших организуешь. Кого в помощницы возьмёшь?
– Ирку и Гулю.
– Хорошо. Пройдись по квартирам и собери перевязочные средства и ещё что у кого есть от ран.
– Все слышали? – Сима обвела взглядом народ. – У кого какие мази есть, всё приготовьте. И холстины, какие есть, на бинты.
– Мазь на барсучьем жиру подойдёт? – поинтересовался Серко.
– На травах? Пойдёт. В самый раз.
– Тогда приготовлю. Только до полуночи пройди. А то уйду потом.
– А, вот, сейчас и пойду.
Серко поднялся к себе на третий этаж, покопался в карманах, выудил ржавый ключ и отпер им тяжёлый амбарный замок. Дверь со скрипом открылась, и охотник вошёл к себе в квартиру. Унылая серая однушка встретила его ободранными стенами, разбухшим от сырости шкафом и продавленным диваном с выпирающими пружинами. Серко прошёл на кухню, быстро затопив буржуйку, поставил на её плоский верх противень и, дождавшись пока он раскалится, бросил туда присоленный кусок зайчатины. Зайчатина зашкворчала, пузырясь и тут же покрываясь розовой корочкой. По кухне распространился аромат жарящегося мяса.
Охотник долго не ждал и, как только кусок обжарился слегка, он подцепил его вилкой, переложил на алюминиевую миску и на его место бросил другой. Не теряя времени, он отрезал от первого куска порцию и быстро съел. Потом снял с противня второй и завернул оба в чистую тряпицу. Сухой паёк готов. Воду нужно будет не забыть набрать из колодца во дворе, но это потом. Сейчас нужно подготовить оружие. В дверь постучали. Только сейчас вспомнилось, что обещал Симе мазь от ран на барсучьем жиру. Достал из настенного шкафа большую жестяную банку, поискал глазами, куда можно переложить половину, а потом махнул рукой и потащил к выходу.
Сима посмотрела, удивлённо вскинула брови, но мазь взяла. Закрыв за ней дверь, Серко, наконец, принялся за оружие. Проверил самострел, подтянул тетиву, перебрал стрелы и уложил их в футляр, сшитый из заячьей шкурки. Потом вытащил из-под дивана старенький автомат, разобрал его, осмотрел, снова собрал и, достав из-за спинки холщовый мешочек с самым большим богатством: тридцатью восемью патронами, сразу засунул его в ранец. Это – на крайний случай. А, вначале, и самострелом воевать можно.
Ночь полностью вступила в свои права. Серко сидел на крыше, прислонившись к парапету спиной, и смотрел на тёмное небо. Погода стояла ясная, безоблачная, и звёзд высыпало видимо-невидимо. А, когда-то, люди изучали их, давали им названия. Об этом Серко в какой-то книжке без начала и конца прочитал. Там писалось, что на самом деле они большие, каждая – размером с солнце. Это, просто, из-за расстояния они такими маленькими кажутся. Человек, тоже, если очень далеко, то не больше муравья. А, раз, каждая звезда это солнце, то возле них должны быть планеты. И там тоже живут люди. Интересно, у них всё так же, как и здесь? Или так, как здесь было раньше?
Войны Серко не помнил. Слишком маленький тогда был. Но война была страшная, об этом все говорили. А до войны люди хорошо жили. Они ездили на машинах на большие расстояния, одевались в красивые вещи и ели вкусную пищу. И, самое главное, никаких кочевников тогда не было. И патронов тогда много было. Люди умели их делать. Они, тогда, многое умели делать. Это сейчас люди используют то, что смогут найти. То, что осталось от той, счастливой жизни. Думая о том, как было до войны, Серко и сам не заметил, как уснул, и ему приснился солнечный сияющий мир, деревянные дома, просторные дворы с цветами за штакетником, вокруг улыбающиеся счастливые лица, а он идёт по нему навстречу родителям, которых никогда не видел.