Игры скучающих купидонов
Шрифт:
Густо-густо пахло ванилью.
Совсем недавно я добровольно распласталась на соседской двери, теперь же, подчиняясь чужой воле, была распята на стене. Настойчивые ладони заставили раскинуть руки, чужие пальцы переплелись с моими, твердое, словно сделанное из лучших пород дуба, тело прижалось к моему.
Ни вздохнуть, ни пискнуть. Ни пнуть.
Какой оглушающий поцелуй…
Аж голова кружится.
Когда мне позволили набрать в легкие воздуха, а разум кинулся перебирать варианты последующих действий (пора кричать или нет, это маньяк или меня просто перепутали с кем-то, чьего возвращения ждали), я услышала шепот, который до дрожи оказался знакомым:
— Женщина, что выбираешь: вигвам или терем?
«Сон или явь?! — завопил мой мозг, не успевая одновременно и обрабатывать информацию, и адекватно реагировать. Более спокойная его часть, наверняка расположенная в лобной доле, а не у виска, где дыхание мужчины оставляло теплый след на коже, скептически хмыкнула: — Явь? Конечно сон. Ведь ты же не удержалась, откусила «Ухо слона». Не могла дождаться, когда придешь домой? Вот тебя и накрыло на лестничной клетке…»
Раз сон, то я смелая. И даже чуть-чуть наглая.
И пусть я валяюсь на чужом пороге, просыпаться ни за что не стану.
Вернувшаяся с прогулки Наташа не оставит подругу в беде, разбудит.
Улыбка растянула мои губы.
Восторг и замирание сердца.
Я предвкушала то феерическое, что произойдет сразу же после моего выбора. Чингачгук или Чудище? Вигвам или терем?
— Шкуры койота или перины пуховые? — прошептала я в темноту.
А мысли летели лихорадочные.
Кого же выбрать: гордого индейца, чье скривившееся в неприязни лицо уже лицезрела, или Чудище лесное, которое до последнего скрывалось, но сразу призналось, что ему наплевать и на цвет моих волос, и на девственность?
Я только представила, как сильно Чудище может меня удивить. А как напугать…
От этого «напугать» внизу живота стало горячо, а в коленках образовалась неимоверная слабость. Ноги так и подкашивались.
Не виси я распластанная на стене, наверняка растеклась бы лужей по полу.
Рассудив, что Чудище хоть и чудище, но оно родное, русское, а я завсегда между русскими и американцами выбираю своих, вздохнув, скромненько так заявила:
— Чудище хочу.
Чудище (ведь лица его в темном коридоре я так и не видела) растерянно помолчало, потом хмыкнуло и произнесло явно с сарказмом в голосе, что сильно меня удивило:
— Вот ты какой, Цветочек аленький. Что ж. Будет тебе Чудище.
Кровать, освещаемая уличными фонарями и рекламными бликами, казалась огромной и занимала чуть ли не всю комнату.
Чудище было прекрасно и просило между первым и вторым оргазмами называть его Павлом.
Потом мы, уставшие и счастливые, лежали под одним одеялом лицом друг к другу.
— Привет! — мягко сказал он и улыбнулся.
— Привет! — ответила я и положила руку под щеку. Он повторил. Так гораздо удобнее. — Мы ведь спим?
— Спим, — подтвердил он. — Но утром обязательно проснемся.
— Нас разбудит чей-то звонок. В шесть.
— Мой. Я всегда в шесть встаю. Бегаю при любой погоде. Уже много лет.
— А потом? — было приятно разговаривать просто так, пока тело остывало, пока на нем таяли следы поцелуев и прикосновений, а сексуальное пресыщение не толкало на подвиги. Я знала, предвидела, что мгновения покоя рано или поздно закончатся, и нам вновь захочется объятий, разжигающих желание. Мы — исследователи наших чувственных возможностей, взявшие минутную передышку.
— Потом я иду на работу, — его взгляд скользил по моему лицу, по шее. Я задержала дыхание. Не сразу смогла задать следующий вопрос.
— Куда?
— Сейчас в «Старый город». А раньше, в Москве, работал в «Барской усадьбе».
— И кем ты работаешь?
Павел улыбнулся, и мне захотелось провести пальцем по этим губам. Я выпростала руку из-под одеяла, а он встретил ее своей, поднес к губам и поцеловал.
— Помнишь, как только ты пришла, я спросил: вигвам или терем?
— И я выбрала Чудище. А тебя это удивило.
— Да. Потому что вигвам или терем — это не место, куда я тебя приглашал, это то, чем я занимаюсь, — его рука убрала с моего влажного лба волосы, провела по скуле, потом по плечу, сдвигая одеяло и открывая складку между полушариями груди. Его пальцы собрали там капельки пота и отправились к губам. Он слизнул влагу, а по моей спине прошелся озноб. — Хочешь, покажу?
— Опять покажешь Чудище? — я сжала губы, пряча предвкушающую улыбку.
Да, Чудище я хотела. Наверное, я всегда буду его хотеть.
— Хорошо, — через секундную задержку. — Сначала Чудище. А потом вигвам и терем.
Он строитель? Архитектор?
И вновь Чудище довело меня до исступления. Стоя на коленях, упираясь руками в смятые простыни, я принимала ласки нависающего надо мной мужчины, с удивлением понимая, как мало знаю о собственной чувственности. Казалось, и первых двух раз достаточно, что больше не смогу, не хватит сил на новый всплеск, что все, исчерпалась. Ан нет, смогла. Пусть и не так остро, как первые два раза, но откликнулась.
Рухнув на простыни, прижатая сверху его разгоряченным телом, забылась сном.
Сон во сне?
Я не слышала будильник. Проснулась и по темноте за окном поняла, что еще рано. Свет фонарей и огней рекламы уже не был таким ярким, как в полночь. Да и зачем? Люди спят, город, потонувший в снегу, молчит.
Я опустила ноги и не нащупала свои тапочки.
Вспомнив, что снилось ночью, провела рукой по груди…
Голая?!
Кто раздел? Как вообще я попала домой?
Наташа привела или сама доплелась, но не запомнила как?