Их безумие
Шрифт:
Уокер открыл дверь, за руку завел Керри в номер и толкнул на постель. Все так же молча. Вот всегда он без слов обходился. И в этот раз себе не изменил.
Да Керри и не ждала слов. Иллюзий не было.
Податливо и так привычно выгибаясь под тяжелым горячим телом, она не закрывала глаза, ловя каждое изменение в лице своего любовника. Каждую эмоцию, которые только во время секса и проявлялись.
Голод, голод, голод… Дикий, мало контролируемый. Раздевал быстро, но как-то рвано, словно сдерживался. Чтоб не порвать. Сам снял только куртку и футболку. Черные, конечно же. На груди – новая татуировка. Что-то графичное – не рассмотреть… Потом, если будет возможность…
На белье выдержки уже не хватило, трусики
Резко навис над раскинувшейся на кровати девушкой, провел грубыми пальцами от мягких губ, по груди, животу. Словно заново помечая территорию. Исследуя. Ниже. Раздвигая складки. Проверяя. Хотя, чего там проверять? И так все ясно было. Керри от грубости его пальцев в себе чуть выгнулась и задышала часто, глаз не отводя от его лица. А Уокер резко вернул руку, лизнул подушечки пальцев, побывавших в ней, и глаза его стали еще чернее, зверее. Медленно, словно отпечатывая, провел по ее губам, протолкнул внутрь, даря смесь своего и ее вкусов. Да так и оставил во рту пальцы, неожиданно мягко двигая ими туда и обратно. Керри провела языком по всей длине, втягивая глубже.
И ровно в этот же момент Рэй сделал первое движение. В нее. Так неожиданно и долгожданно, что Керри не выдержала и вскрикнула. Тут же пальцы запечатали ей рот, не позволяя вырываться стонам. И это было так привычно, так напоминало прошлые их разы, у нее в комнате, в доме тетки, когда родственники сидят внизу, не подозревая, что с их племянницей вытворяет буквально в двух метрах от них самый плохой парень в городе.
Керри, даже не пытаясь бороться с нахлынувшими, наложившимися одни на другие воспоминаниями и впечатлениями, понятливо прикусила пальцы во рту, обняла своего зверя ногами и просто отдалась его силе и темпу. Жесткому, жестокому. В этот раз даже более жестокому, потому что, очевидно, что Рэй скучал. Очень скучал. Так скучал, что даже не хотел себя сдерживать. Не собирался. И Керри, у которой, в отличие от Уокера, никого все эти месяцы не было, сполна на себе это воздержание ощутила. Потому что ни вздохнуть нормально, ни ответить, ни двинуться она не могла довольно долго. Не позволял он ей, сжимая с такой силой, что, кажется, косточки хрустели. Движения его, жесткие, сильные, беспощадные, тем не менее, опять подталкивали ее за грань. За такую привычно-болезненную, но невероятно необходимую сейчас. Как и всегда с ним. Уокер сжимал, дышал сдавленно и шумно, ругался приглушенно, что всегда для него было признаком полной потери контроля, а потом начал целовать ее лицо. Беспорядочно, жадно, жарко. И было это до того неожиданно и до того вовремя, что Керри не смогла больше терпеть, ждать его. Сжала его ногами, выгнулась и кончила, болезненно остро, как всегда с ним. И даже немного сильнее. Так, как в своих снах видела. Хотела.
Уокер не заставил себя после этого долго ждать, впился в ее губы грубым поцелуем, обнял опять, сильно-сильно и застонал сдавленно, не отрываясь от ее рта.
И лежал еще какое-то время так, не отпуская, навалившись уже всем телом, внезапно ставшим невозможно тяжелым.
А потом выдохнул, разжал пальцы, намертво вцепившиеся в ее плечи, и… Опять начал целовать. Уже не так остервенело. Мягко, лениво, нежно. Непривычно для него. Совсем нехарактерно.
И Керри, очарованная его неожиданной лаской, обняла за шею, зарылась пальчиками в отросшие волосы, заглянула в светлые глаза, где уже не было первоначального, звериного вожделения. Только нежность. Такой контраст. Такая сладость…
Поцелуй был мягким и глубоким. Настолько сводящим с ума, что Керри опять обняла Уокера ногами, чувствуя наливающуюся твердость внутри себя. И желая ее.
И опять стонала, отвечала, подавалась сама к нему, такому неторопливо-сильному, такому возбужденному и внимательному. Этот контраст выбивал из колеи понимания происходящего похлеще, чем первоначальный, все сметающий на своем пути ураган.
Это было наслаждение в чистом виде, наслаждение, мягкость и сладость.
И даже, когда Уокер вышел и перевернул ее, заставив упереться в спинку кровати руками, это ощущение не потерялось. Только стало более пикантным, острым и заводящим. Оглушающим.
И теперь, после всего произошедшего, Керри остается только задаваться вопросом, что же это такое с ней происходит? Зачем она опять здесь? С ним? Почему ее кошмар имеет над ней такую власть? И почему он… Чего он хочет?
Керри понимает, что надо бы спросить. И не может. Пока не может.
Уокер докуривает, обнимает ее сильнее, пальцы его, запутавшиеся в ее волосах, становятся жесткими и подчиняющими.
И в следующее мгновение Керри, уткнувшись лицом в подушку и покорно отставляя попку, так, как ему хочется, понимает, что еще какое-то время не спросит о его намерениях. И, возможно, это будет длительный срок. Потому что Уокер, совершенно очевидно, очень соскучился.
Потом они опять лежат, он опять курит, она опять молчит.
– Завтра собирайся, – говорит он ей настолько неожиданно, что Керри вздрагивает. Голос его, тихий и хриплый, звучит непривычно. Забыла она уже, как он может говорить. Безапелляционно. Так, что возражать нет сил. Но надо.
– Куда?
– Я присмотрел квартиру… Вернее, не я, но неважно. Короче, сегодня едем смотреть.
– Зачем?
– Ты не хочешь смотреть? Ладно, без тебя.
– Нет, Рэй, – Керри приподнимается на локте, смотрит на него, – зачем мне? Я в общежитии живу.
– Нет. Ты живешь со мной.
Керри молчит какое-то время, осознавая происходящее.
Да, Уокер вообще, абсолютно не изменился. Зачем спрашивать ее мнение? Зачем интересоваться ее планами, чего она хочет, о чем она думает? Это неважно. Он уже все решил. Как тогда, когда взял ее в первый раз, без ее согласия. И это воспоминание неожиданно и больно бьет по сердцу, заставляя осознавать неприятную действительность. Что не любящий парень рядом с ней, хоть и хорошо с ним до нереальности. Нет. Рядом с ней ее кошмар. Ее ночной ужас. От которого она избавилась. Который сам избавился от нее. Забыл. Активно очень забывал. Так, что весь их городок вверх дном переворачивало. А теперь решил вспомнить. И опять давит. Опять заставляет. Вот только в этот раз не получится.
Он, конечно, проявил свой нрав, знаменитый, уокеровский, увез ее от университета, как всегда, наплевав на все на свете. На ее желания, чувства, репутацию, в конце концов!
Но и она стала другой. Изменилась.
Керри встает, молча начинает одеваться, собирает растрепанные кудри в пучок, натягивает джинсы прямо на голое тело.
– Рей, – она поворачивается к наблюдающему за ней Уокеру.
Он уже не курит. Он понимает, что сделал что-то не то, поэтому сидит и смотрит на нее. И взгляд его пугает. Очень сильно. Керри кажется, что если она не уберется отсюда, то рискует остаться здесь, пристегнутой к спинке кровати. Конечно, он не позволял себе таких вещей, но все бывает в первый раз, не так ли?
– Рей, я не хочу никуда переезжать. Просто не хочу. Меня все устраивает, как есть, я не собираюсь начинать совместную жизнь…
– С таким, как я? – договаривает он за нее свою версию, опять тихо и очень страшно.
Она молчит. Не опровергает, хотя это неправда. Она хочет сказать ему, что он слишком круто взял, что она просто не хочет торопить события, хочет разобраться в себе… Но не успевает. Уокер, моментально натянув штаны и схватив одежду, просто молча сверлит ее злым взглядом и выходит прочь, хлопнув дверью.