Их было семеро (Солдаты удачи - 1)
Шрифт:
– - Вам был о приказано уничтожить бандитов, а не связывать их! Для этого вам был выделен БТР, миномет и гранатометы!
– - Кроме десяти чеченских боевиков там оказались и восемь наших. Их захватили боевики, обезоружили и тоже связали. Мы не могли в этих условиях использовать миномет и гранаты.
– - Какие наши?!
– - завизжал он.
– - Там нет никаких наших!
– - Это по-вашему, -- сказал я.
– - А мы их своими глазами видели. Капитан медицинской службы и с ним еще семь человек. В нашей форме, только без знаков различия. И все без документов.
– - Дурак ты, капитан! Это не наши, а их боевики, переодетые в нашу форму!
Я все еще старался разговаривать вежливо, хотя это становилось все труднее.
– - Прошу прощения, генерал. Академию Генштаба я, конечно, не кончал, но отличить чеченца от русского все же могу. Все эти восемь -- русские. И даже если они работали на чеченцев, зачем боевикам нападать на них и обезоруживать? Я по рации доложил обстановку и попросил срочно прислать транспорт и солдат, чтобы вывезти всех в наше расположение. Вместо этого являетесь вы со своими мордоворотами и без всяких объяснений укладываете нас в овечье дерьмо. Да еще и целите из своей пукалки мне в голову. Это что, нынче такие шутки у вас в ходу?
– - Отставить разговоры!
– - прикрикнул он.
– - Я даю вам последний шанс избежать трибунала. Немедленно выполняйте приказ!
Тут уж я не выдержал:
– - Но там же наши! Ты что, идиот? Не слышал, что я сказал? За этот приказ ты пойдешь под трибунал, а не я!
– - Капитан Пастухов! Вы обращаетесь к старшему по званию!
– - Да пошел бы ты знаешь куда, -- вежливо сказал я ему.
– - Ладно, -- кивнул он.
– - Мы сами выполним этот приказ. Прикажите освободить моих людей и вернуть им оружие!
– - Ага, разбежался!
– - сказал я ему. По моему знаку Артист собрал их модернизированные "калаши" и отволок к БТР, а Муха (лейтенант Олег Мухин, я нашел его в ставропольской бригаде совершенно случайно и сумел всеми правдами и неправдами перетащить к себе) развязал наших непрошеных гостей и кинул их ремни им на колени.
– - А теперь, генерал, берите азимут сто семь и дуйте вдоль Ак-Су, имея солнце в правом глазу. Через тридцать два километра -- наш блокпост. И постарайтесь не нарваться на "духов", мне почему-то кажется, что ничего хорошего вам эта встреча не принесет.
Генерал подождал, пока его орлы заправят ремни и подтянут штаны, и решительно направился к "лендроверу". Но возле него, лениво прислонясь спиной к заднему борту, уже стоял Трубач, старший лейтенант Коля Ухов, и поигрывал американским револьвером кольт-коммандер 44-го калибра, который казался детским пугачом в его огромной лапище. Этот кольт он добыл в одной из операций, когда мы вызволяли в Грозном двух американских журналистов, захваченных дудаевцами (Дудаев был тогда еще жив). Журналистов охраняли чеченцы вместе с турками и иранцами. У одного из них и был этот кольт. Коля как вцепился в него, так и не расставался -- даже ночью совал под подушку. Боялся -- уведут. И пытались. По-всякому. То начальство приказывало сдать трофейное оружие, то свои пробовали выменять или даже купить. Уж больно хороша была игрушка. Начальству Коля заявил, что кольт он положит на стол вместе с рапортом об увольнении (он был контрактником), а всем показал огромную дулю. Когда кто-то притащил в офицерский клуб видеокассету с фильмом "Грязный Гарри", где Клинт Иствуд играет крутого копа с такой же устрашающей пушкой, Колю даже начали называть Грязным Гарри. Но прозвище не привилось, так и остался он Трубачом. А потому Трубачом, что когда-то закончил музыкальное училище по классу духовых, играл на всем, во что нужно дуть. И хотя больше всего любил саксофон, Трубач -- это было проще. И короче. Так и прилипло.
Так вот, он стоял у "лендровера" и вертел на указательном пальце правой руки любимую свою игрушку, а сам вроде бы даже любовался высокими перистыми облаками и низко над землей пролетающими стрижами. К непогоде примета. Но облака были красивые, белоснежные и прозрачные. Как кисея, фата невесты.
Генерал остановился перед ним и приказал:
– - Прочь с дороги!
Трубач даже глаз от облаков не оторвал, только кольт в его руке замер, как впаянный в ладонь, и сухо щелкнул взведенный курок.
Очень убедительно прозвучало. Генерал даже растерялся и оглянулся на меня.
– - Да, именно так, -- подтвердил я.
– - Ваш "лендровер" может нам пригодиться. А вам придется топать пехом. Это полезно, жирок растрясете.
– - Но если нас захватят...
– - Мы вас освободим, -- успокоил я его.
– - Но если убьют...
– - Мы похороним вас со всеми почестями.
Он, видно, понял, что спорить со мной бесполезно, кивнул своим и зашагал по азимуту 107, имея солнце в правом глазу. Когда они отошли метров на десять, я окликнул его:
– - Генерал! А свой портрет не хотите захватить?
– - Стволом "калаша" я показал на калитку овчарни.
– - Хороший, по-моему, портрет. И выполнен в нетрадиционной манере. Может, вас смущает, что он без подписи? Так это мы сейчас исправим.
Двумя короткими очередями я нарисовал в нижнем правом углу калитки свои инициалы: "С" и "П" (Сергей Пастухов). Немного подумал и после каждого инициала поставил по точке. Калибром 7,62.
– - Вот и авторская подпись на месте. Повесите у себя в кабинете или в гостиной на даче. Будете сами любоваться и рассказывать внукам о своих геройских делах. А?
Но он, похоже, не одобрял авангардистов. Предпочитал, видно, классическую манеру живописи. Поэтому молча повернулся и зашагал со своими кадрами в заданном направлении.
– - Не ценится в наше время искусство, -- с сожалением констатировал я.
Ладно. Теперь нужно было разобраться с нашими пленниками. Что-то с ними было не то. Иначе с чего бы этому генералу-ублюдку так беситься?
– - Артист, Боцман, Муха -- остаетесь здесь, -- приказал я. Красная ракета -- сигнал тревоги. Форс-мажор -- две красных. Отбой -- зеленая. Остальные за мной!
Мы начали ссыпаться по крутому каменистому откосу на дно ущелья. Ловчее всех получалось у Тимохи. Он был верткий, как обезьяна, прыгал кузнечиком с одного каменного выступа на другой. Ничего удивительного -- каскадер. На "Мосфильме" когда-то работал. Лейтенант Тимофей Варпаховский. Тимоха в нашей команде был единственным, к кому никакое прозвище не приклеилось. "Каскадер" -- слишком длинно. А как еще? Так и осталось: Тимоха.
Трубач спускался по крутому откосу, как молодой слон. Не опасался, видно, что к месту назначения прибудет с голой задницей. Мне как-то жалко было свои заслуженные штаны, я старался цепляться за кустики. Хуже всего дело шло у Дока. Неудивительно -- ему было уже тридцать пять. Не вечер, но мышцы все же не те. Не совсем те. Док был, как и я, капитаном. Прозвище его к нему пристало по делу. Он в самом деле был врачом, хирургом, закончил Военно-медицинскую академию, с самого начала чеченской кампании работал в полевом госпитале. Однажды их обложили дудаевцы. Док, как рассказывали, вынул пулю из плеча какого-то бедолаги, велел ассистентке наложить швы, а сам, как был, в зеленом халате и в зеленой хирургической шапочке, не снимая с рук резиновых перчаток, взял из-под операционного стола свой "Калашников" и за двадцать минут перебил человек пятнадцать нападавших. Причем укрыться там было практически негде -- три палатки да две санитарные машины. Темноту, правда, он задействовал очень грамотно.