Их любимая злодейка
Шрифт:
Мы обедали за длинным полупустым столом, и ведьма, вздохнув, отложила вилку.
— Послушай, Миалэ, тебе не о чем волноваться. Мы знаем о каждом шаге повстанцев, о каждой планируемой акции. В рядах мятежников наши люди.
— В смысле — крысы? Э-э-э… Шпионы?
— В тринадцатой колонии давно назревали недовольства. Когда обстановка обострилась, мы отправили туда наших агентов подстрекать народ к бунту.
— Что? Подожди… ты хочешь сказать…
— Мы сами устроили это восстание. Сами им руководим.
— Но зачем?
— Потому что рано или поздно оно должно было вспыхнуть. Время от времени то в одном уголке империи, то в другом начинаются волнения. Тогда во главе недовольных масс мы ставим проверенного человека. Даём народу выплеснуть гнев, а потом устраиваем акцию устрашения. Мятеж душим, а всех лидеров прилюдно жестоко казним.
От ужаса я зажала ладонью рот.
— Но мы же… мы же сами подстрекали людей, сами всё... спланировали… это… бесчеловечно!
— Миалэ, ты такая наивная, — невозмутимая ведьма вернулась к своему салату из красных водорослей. — Харон держит колонии в стальных тисках. Конечно, бунты будут периодически возникать, и лучше, если контролировать их будем мы.
— Но…
— Зато потом, после нескольких показательных казней, на несколько столетий воцаряются мир и спокойствие.
— Но я не хочу! Мне не нравятся эти методы! Не нравятся — слабо сказано! Я… я… меня тошнит от…
— Значит, больше не будем так делать. Ладно? — ведьма примирительно накрыла ладонью мою дрожащую руку. — Ты Мхил Дракар — тебе решать.
Я не верила её ласковому тону, снисходительному взгляду. Видела ложь в каждом жесте, но ничего не могла сделать. Оставалось ждать, когда память и магия вернутся. Тогда я реально смогу на что-то повлиять.
Харон внезапно представился мне яблоком: снаружи красивым, красным, без единого тёмного пятнышка, а внутри червивым, чёрным, гнилым.
Что ещё я не знала о Кхалэ и своей империи?
После обеда я долго блуждала по коридорам замка, а потом повернула в гарем — захотела забыться, развеяться. Не думать больше о том, чего не могла изменить.
Переодевшись в купальник, я опустилась в разноцветную воду бассейна. Заиграла тихая музыка. Фортепианная мелодия лилась, кружилась вокруг меня вьюгой, готовая подхватить и вознести к самому потолку.
Вода, тёплая, ласковая, то бурлила, словно в большом джакузи, разминая уставшие мышцы, то колола кожу крошечными пузырьками так, что казалось, я купаюсь в чаше с шампанским. В воздухе висел запах эфирных масел, неведомых харонских цветов и фруктов.
— Мхил Дракар, — мой красавец-массажист стоял на краю бассейна с распахнутым полотенцем в руках.
Я позволила закутать себя в пушистую ткань и опустилась на шезлонг. Сегодня хотелось, чтобы обо мне позаботились.
Чуткие, умелые руки коснулись ступней. Застонав, я откинулась на лежанку и прикрыла веки. Но только приготовилась получить заслуженную порцию наслаждения, как колокольчик над дверями тихонько звякнул.
Спустя секунду над головой раздался сердитый голос:
— Развлекаешься, Миалэ?
Сердце подскочило и заколотилось в районе горла.
Надо мной грозной тенью возвышался Сивер.
Вернулся!
Чёрт!
И надо же было ему застать меня именно здесь!
Восточный красавец прекратил массировать мои ноги и в ужасе уставился на ревнивца. Только сейчас я заметила, что наложник по привычке избавился от набедренной повязки. И теперь застыл передо мной на коленях голый. Ситуация как в бородатом анекдоте: муж вернулся из командировки и застукал жену с любовником.
На долю секунды я почувствовала себя изменщицей, пойманной на горячем. Забыла, кто я такая, — жестокий дракон, которому позволено всё.
И даже собиралась начать оправдываться, но…
Стоп!
Раз у меня был гарем, значит, Сивер как-то с этим мирился. Учитывая крутой нрав Мхил Дракар, вряд ли я прошлая позволяла ему выказывать недовольство, а тем более — сыпать претензиями.
Нет уж! Нельзя позволять садиться себе на шею!
Да и ничего предосудительного я не делала. Обычный массаж ступней. А то, что массажист голый… Так тут душно, как в сауне.
— Ты чем-то недоволен?
Дрот знал, каких моральных сил стоил этот безразличный, холодный тон.
То, что Сивера необходимо поставить на место, я поняла на каком-то интуитивном уровне. Надо было жёстко обозначить свою позицию: терпеть вспышки ревности я не собиралась. Раз дашь слабину — придётся всё время бороться с последствиями.
— Что ты, Миалэ, — ядовито протянул Сивер и скрестил руки на груди, — кто я такой, чтобы указывать своей жене, с кем ей развлекаться?
— Ты забываешься!
Супруг с шумом втянул воздух. Фиолетовые глаза сверкнули яростью, ноздри затрепетали. Я прекрасно видела, с каким трудом Сиверу удалось взять себя в руки.
— Прости, — выдохнул он почти спокойно. Но при этом глянул на массажиста так, что бедняга отшатнулся и побледнел.
— М-м-мхил Др-ракар, могу я… — проблеял он, подбирая с пола набедренную повязку и спешно в неё закручиваясь, — м-м-могу я ид-дти?
Я милостиво кивнула, и мужчина пулей сорвался с места, даже массажное масло забыл. Опрокинутое, оно растеклось по полу липкой оранжевой лужицей. Приторно запахло апельсином. Неким его харонским аналогом.
Похоже, Сивер напугал несчастного до смерти.
С появлением моего мужа гарем будто вымер. Огромный зал опустел. Двери, ведущие в личные покои наложников, были закрыты все до единой. Из комнат не доносилось ни звука.
Они там что, затаились как мыши? Неужели настолько его боялись? Или Кхалэ не шутила, говоря о привычке Сивера избавляться от соперников?
Господи, да он же весь кипит! Вон как стиснул зубы! Наверное, и домкратом не разжать.
И дверь буравит взглядом. Ту самую, за которой скрылся массажист.