Их любимая

Блэк Дана

Не на этой планете.

– Куда-то собираешься?
– прозвучал с порога недовольный голос Димы, когда я уже переоделась и перед зеркалом собирала волосы белой заколкой-бантом.

– Гулять, - отозвалась глухо. Не люблю я все эти прически делать - пока соберу свою гриву во что-то приличное - руки перестаю чувствовать. Затекли. Но я продолжаю делать вид, что прической поглощена.

– Гулять, - эхом повторил Дима и прошелся по комнате. Он сел на постель, и в зеркале позади меня отразилась его фигура, крупная с широко расставленными ногами. Стрелки

черных брюк такие острые, словно муж всю ночь у гладильной доски простоял, как какой-нибудь рабочий у станка на заводе.

– Гол!
– снова сам себя похвалил на улице Гриша.

Дима посмотрел в окно, покрутил ремешок часов и выдал:

– Не пойму, с чего ты решила, Марго, что и дальше можешь мне врать. Я звонил в офис и знаю, что ты собираешься на работу, - его тон холодный, это просто лед с острыми краями, и у меня мурашки бегут по коже, а муж наверняка видит все эти пупырышки, покрывшие мои голые руки.

– А если на работу, то что?
– развернулась и задрала подбородок.
– Почему нужно отчитываться? Ты ночуешь в другой спальне. И мы теперь больше, как соседи, чем...

– Чего?
– рыкнул муж и поднялся.
– Соседи, Маргарита? Тогда я тебя сейчас по-соседски, как в фильмах для взрослых, нагну у подоконника, порву твой чертов костюм и стребую долг за проживание в моем доме. Ведь купил его я? Хочу взять оплату натурой и трахнуть тебя у окна.

– Ты что несешь?
– машинально отступила от мужа и врезалась спиной в зеркало. От растерянности даже рот приоткрыла - столь дико было услышать от Димы подобное. Наша интимная жизнь за семью замками закрыта, словно грязная тайна. У нас все консервативно, ночью, без света, с обязательным душем до и после, и никаких разговоров во время, все по одной схеме, даже очередность поз.

– Так они с тобой разговаривали, такими словами?
– вдруг спросил Дима.
– И тебе нравилось. Так нравилось, что переспала со всеми тремя, - муж искривил лицо в брезгливой гримасе. И у меня на глазах, словно какой-нибудь маргинал, сплюнул прямо на пол.

– Ты что, верблюд?
– не выдержала такого хамского отношения с его стороны.
– Господи. Дима, - отвела глаза от плевка и торопливо схватила из шкафа пару красных туфель и красную сумку.
– Ты вообще уже? У тебя крыша поехала.

– А у тебя не поехала?
– он вырвал у меня туфли, когда я была уже у дверей.
– Чем ты думала, Марго? У тебя же тут, - каблуком он легонько стукнул меня по виску, - пустота. Вакуум. Тебя трахнули эти трое, а ты...

– Ну все, - с силой оттолкнула мужа и выскочила из комнаты. На ходу крикнула.
– Еще раз попробуешь так со мной разговаривать...иди и разговаривай так...

– С кем?
– Дима за мной неотступно шагает.
– Я неправду сказал, Маргарита? Не было такого? Ты же сама мне призналась.

– Это все равно не дает тебе право.

– Куда уж хуже, - Дима усмехнулся и двинулся за мной по лестнице.
– Хотя, знаю. Хуже только, если бы они все трое тебя, одновременно. Фу. Мне даже вслух это сказать противно. Не то, что представлять.

Понимаю, восемнадцать лет, в голове ветер гуляет и гнет единственную извилину. Но гордость какая-то должна была у тебя быть? Куда смотрел твой отец? Дочурка ноги раздвигает направо-налево, а он планы строит, как побольше денег спизд*ть? Да. Давно мне нужно было сделать это - почитать о твоей семье. Про отца мошенника, которого по всему городу с собаками искали. Ты обязана была обо всем рассказать до того, как я на тебе женился.

– Слышал когда-нибудь волшебное слово? Развод называется, - бросила дрожащим голосом. Забрала у мужа туфли и неловко их тянула. Слезы к глазам подступают, меня уже колотит почти. Дима будто не на пол харкнул, а меня оплевал, с головы до ног. Гаже мне было лишь когда Арес сунул свою визитку и сказал:

Приятно было потрахаться.

Вспомнила эту фразу и слез не сдержала. На крыльцо выскользнула, низко опустив голову, в сумке нашарила солнечные очки.

– Гриша, поехали!
– позвала звенящим голосом и махнула сыну рукой.

– На чем ты поедешь, на велосипеде что ли?
– идет позади Дима.

Не отвечаю, тормознула на полпути к воротам и жду сына.

– Ко мне повернись, - потребовал муж.

Резко обернулась.

В черных очках он свое отражение видит, но не мои глаза. Стоит, сунув руки в карманы брюк и качает головой.

– На правду не обижаются, Марго, - помедлив, Дима вытянул из кармана ключи от машины и сунул мне.
– И не надо тут невинную из себя строить. Из-за чего ты сейчас оскорбляешься? Ничего плохого я не сказал.

– Пусть так.

– Тебе давно пора взрослеть.

– Слушаюсь.

– Ты думаешь, я с тобой шучу, Маргарита?
– муж шагнул на меня, и я отпрянула в испуге. Не за себя, а за сына - Гриша подлетел к нам с широкой улыбкой.

– Куда едем, пап, играть? В парк?

– У папы дела. С мамой поедете, - Дима в ответ улыбнулся Грише, и я сощурилась, уставилась, с желанием забраться в его темноволосую голову и просканировать мысли. После всего, что он мне наговорил не может муж искренне улыбаться моему ребенку. Ведь Дима точно догадался, что отец Гриши кто-то из Северских.

Но Дима осторожно вытянул из моих пальцев ключи. Распахнул дверцу и помог Грише устроиться в детском кресле. Потом проводил меня за руль. И когда я, избегая его взгляда, села в водительское кресло, Дима придержал дверь.

– Ну что?
– спросил он шепотом, заглянув в салон.
– Обиделась? Рита, - назвал он меня ласково и дыхнул мне в лицо мятой.
– То, что я говорю и делаю - все для твоего блага. Даже если мои слова резкие, если они тебе неприятны. А как еще? Такой человек, как твой отец - он не мог вырастить нормального ребенка. Я тебя не виню. Ты была девчонкой. Глупой, никому не нужной. Как сорняк на обочине. Но я хочу, Рита, чтобы ты осознала свою ошибку. И в воспитании нашего сына не допускала промахов. И никогда больше, слышишь, - за подбородок муж притянул мое лицо к своему, - никогда больше мне не ври. Понимаешь меня?