Их любимая
Шрифт:
Глава 58
Глава 58
– Я так и знала, что этим кончится, - Гела не дала мне и рта раскрыть.
– Боже мой, можешь ничего не говорить, сама вижу!
А мне и сказать-то нечего, я так растерялась. Крепче сжала ладошку сына.
– Одно лицо, - Гела уставилась на Гришу, как коршун на добычу, наклонилась даже, чтобы лучше его рассмотреть.
– Мам, - сын испугался и отшатнулся, врезался мне в бедро.
– Хватит его пугать!
– повысила голос и отступила.
– Никакой он тебе не внук, успокойся.
–
– Нос мой. А губы моего сына.
– Какого?
– Что?
– Какого сына?
– вопрос у меня сам собой вылетел, это глупое, неуместное любопытство.
Но, может, Гела видит то, чего я не вижу, ведь я сравнивала, миллионы раз, и казалось, что Гриша похож на Тима. Особенно, когда ест. А когда улыбается - на Севастиана. А когда щурится - вылитый Арес, маленькая копия его.
– Какого сына, - повторила Гела и выпрямилась.
– С ума сойти. У меня есть внук. Наследник. Северский - наша плоть и кровь. А ты ему какую фамилию подсунула? Не стыдно?
Папа стоит рядом и только моргает. И я тоже молчу, пока эта женщина отчитывает меня.
Она всерьез спрашивает стыдно ли мне?
Совсем дурная.
– Ну, все, - прижала к себе Гришу и попыталась их обойти. Бросила папе.
– Я позвоню. Мы пошли.
– Как это вы пошли?
– Гела зыркнула по сторонам, на посетителей - те словно в кинотеатре с поп-корном сидят перед большим экраном, на котором ругаемся мы. Она посторонилась, пропуская меня. И пристроилась нам в хвост.
– Маргарита, так не пойдет. От меня всю жизнь скрывали внука. А теперь еще и объясняться отказываешься? Не загордилась ли ты? Давай, снимай корону. Поедем сейчас в лабораторию, сделаем тесты. Потом подадим в суд, оспорим отцовство. И пусть этот твой Димитрий...
– Вы что несете?
– не выдержала и развернулась.
– Гела, мы с сыном улетаем в Грецию. Занимайтесь своими...невестками. С беременной Лидией сходите к врачу. Нас не трогайте.
Шагнула к лифту. Нажала кнопку.
– Ты мне это брось, - Гела не угомонилась - заперлась за нами в лифт.
– Я не разрешаю увозить внука. Ни с кем не посоветовалась, сама все решила. Сопля еще, распоряжаться.
– Мне двадцать пять лет, и это мой ребенок!
– Твой, твой. Вот только ты не пресвятая дева, у мальчика еще и отец есть. И бабушка. И я не позволю...
Не дослушав ее, подхватила на руки Гришу и пулей вылетела на этаже. Побежала по коридору к нашему номеру.
И застыла, когда заметила три мужские фигуры, что трутся у дверей. Старший в костюме. Средний в футболке и джинсовых шортах. И младший очкастый в брюках и клетчатой рубашке.
– Привет!
– завопил Гриша.
Они обернулись, все трое, не сговариваясь, разулыбались, и я от этих улыбок попятилась.
Какого черта.
Меня окружили со всех сторон.
– Это разве поведение разумной женщины, бегать вот так?
– за спиной высказала Гела, нагнала нас. Приметила сыновей у моего номера и поджала губы.
– Так. И что за собрание без меня, Маргарита?
– Я уже слышала, - буркнула и поставила на ноги извивающегося Гришу.
Сын ломанулся к Северским, я двинулась следом.
– То, что у нас с тобой не заладилось - не повод мстить. И отыгрываться на ребенке. Григорию нужна бабушка.
– И она у него есть, в Греции нас ждет, - напомнила.
– Гела, хватит. Уже голова раскалывается.
Приблизились к двери.
На корточках перед Гришей сидят три мужчины и внимательно его слушают. А сын от их внимания тает, как шоколадка на солнце, и болтает так быстро, что сам не замечает, как с русского переходит на греческий.
– Пропустите нас, - попросила, словно незнакомцев в очереди и протиснулась к дверям. Вставила ключ, распахнула створку.
– Гриша, заходи.
– Но мама...
– Живее.
Сын разочарован. Надул губы и, не глядя на меня, гордо зашел в номер.
– Извините, я хочу спать, - сказала, когда Северские выпрямились.
И хлопнула дверью перед носом у семейки. Шумно выдохнула и прижалась спиной к створке.
Святые котики.
Я специально глаза отводила, чтобы на них не пялиться, ни к чему это, не нужно, нельзя. Мы улетим, как только Дима даст разрешение, и никакая Гела, никакие...
Черт.
Развернулась и ухом прижалась к двери, вслушиваясь в голоса в коридоре.
Там Севастиан, а он обещал мне позвонить. Мне важно знать, когда можно лететь.
Но к ним троим и к их мамаше я не выйду ни за что.
Да я даже не понимаю, как нам разговаривать, как смотреть друг на друга. И это так странно, моя любовь так сильна, словно во мне три сердца, что в одинаковом ритме бьются, ни одно не сильнее.
Но мне комфортнее, когда рядом находится только один из них.
Я себя увереннее чувствую.
Как себя вести знаю.
Не забываю слова, не шарю глазами, розовой лужей не растекаюсь, не теряю мозги.
– Мама, - позвал Гриша, и я обернулась.
– Да?
– Мне скучно.
Сын расселся на ковре среди разбросанных игрушек и смотрит на меня влажными глазами. Хочет туда - к ним.
Наши желания сходятся, к сожалению.
– Давай поиграем, - тряхнула волосами, прочь отгоняя мысли и шагнула к Грише.
В дверь деликатно постучали.
– Это к нам!
– радостно подскочил сын и бросился к двери.
– Открывай, мама!
Господи.
Я сдаюсь.
Повернула ручку и выросла в проеме, загородила выход сыну, что прыгает вокруг, как заяц.
– Что?
– прислонилась к косяку.
На пороге лишь Тим. Они словно чувствуют, что не надо всей троицей маячить перед носом, словно боятся спугнуть. Но если каждый по очереди будет рядом околачиваться - это вытреплет мне последние нервы.
– Что?
– повторила напряженно, поторапливая его. Он молча разглядывает меня, улыбается, а я думаю о том, что из-за их грызни и пока они старались друг другу головы оторвать чуть не пострадал наш ребенок.