Их последняя встреча
Шрифт:
— Питер будет встречать автобус.
— Тебе нельзя ехать автобусом. Об этом не может быть и речи.
Она не стала спорить.
— Я договорюсь, чтобы ему позвонили отсюда.
Томас почувствовал, как легкое напряжение оставляет ее тело. Она засыпала.
— Ты знаешь, где остановился Питер? — быстро спросил он.
— «Оушн Хаус», — пробормотала она, закрывая глаза.
Он лежал рядом с ней, пока не забрезжил рассвет, и сам время от времени дремал. Высвободившись как можно осторожнее, он взял ключ, вышел из номера и вошел в пустой тихий вестибюль. Поискал телефонный справочник, но не нашел.
— Алло? — Явный британский акцент даже в этом «алло». Линда ему этого не говорила.
— Это Питер Шекланд?
— Да. Это я. — Англичанин, да к тому же по-мальчишески симпатичный. Беспроигрышное сочетание.
— Я звоню из отеля «Пепониз» на Ламу.
— Из «Пепониз»?
— У Линды пищевое отравление, — сообщил Томас. — Она думает, из-за омаров. Линда попросила позвонить вам, чтобы сообщить, что рано утром она вылетает в Малинди. Самолет отправляется в семь сорок пять. К сожалению, я не знаю, когда он прибывает.
— Думаю, чуть позже восьми тридцати. — Последовала пауза. — О Господи. Бедняжка. Конечно же, я буду в аэропорту. Ее осмотрел врач?
— Возможно, вам больше повезет в Малинди.
— Да, понимаю. Она спит?
— Думаю, да.
— Хорошо. Ну, спасибо. Простите, не расслышал вашего имени?
Вопрос застиг Томаса врасплох.
— Джон Уилсон, — быстро сказал он, позаимствовав название аэропорта.
— Американец.
— Да.
— Вы работаете у Маргариты?
Томас даже не спросил у той женщины, как ее зовут.
— Да.
— Милая женщина. Вы случайно не знаете, как Линда там оказалась? Она должна была остановиться в «Петлиз». Наверное, не было мест?
— Думаю, да.
— Ну, неважно. Завтра я сам спрошу у нее. Спасибо, что позаботились о ней, — сказал мужчина по имени Питер.
— Не за что, — ответил Томас.
Томас положил телефонную трубку. Он вышел через вестибюль на веранду. Воздух был мягким, море — почти ровным. Питер, оказавшийся англичанином, знаком с Маргаритой. Питер, который знает «Пепониз», вполне возможно, возил сюда на отдых Линду.
Он снял туфли. Небо на горизонте было розовым. Он пошел босиком по песку, прохладному и сырому. Он не будет спрашивать у Линды, почему она не сказала, что Питер англичанин, он не будет спрашивать, занимались ли они любовью в одном из номеров отеля, который находился за его спиной. Вдоль берега шло рыболовецкое парусное судно, и мужчина на борту грациозно перегнулся через борт, спуская сеть.
15 февраля
Дорогой Томас!
Я хочу сказать тебе «спасибо» и «прости», хотя прекрасно знаю, что ты не нуждаешься ни в моей благодарности, ни в моих извинениях.
Я чувствую себя так, словно оставила всю себя там, в Ламу, что ничего не осталось. Я опустошена, я пустая без тебя.
Несколько дней, прошедшие после того как я улетела в Малинди, едва ли заслуживают воспоминаний. Я была в отеле, пока не поправилась достаточно для того, чтобы перебраться в Найроби, а потом в Нджию. В Малинди Питер позаботился о том, чтобы пришел врач, — пьяный шарлатан, который все время хотел поговорить о старых добрых временах. Не считая упаковки таблеток, названия которых мы так и не уловили, но которые подействовали очень хорошо, пользы от него не было практически
О Томас, я не могу без тебя. Ты задавал вопросы, которые совершенно уместны в нашей ситуации, а я отвечала резко, потому что не хотела думать, чем все это закончится. Все кажется тем более несправедливым, что у нас было так мало времени побыть вместе. Или я обманываю себя, думая, что мы имеем право хоть на минуту освободиться от твоего и моего брака? Иногда я жалею, что так сильно ненавижу Бога; будь я более покорной, жизнь была бы намного проще.
Я едва помню нашу ночь, но очень хорошо запомнила то короткое время, которое мы провели вместе в этом милом доме. (Теперь я понимаю, что так и не спросила, как тебе удалось его найти.) Какая чудесная комната! Под открытым небом, будто нам нечего скрывать. Лепестки жасмина на подушке, о которых я не могу не думать как о символе, оставленном здесь кем-то в брачную ночь. Как бы мне хотелось вернуться туда, проводить нескончаемые дни в этом доме, наверное самом удивительном жилище в Ламу. Или они все такие же красивые и чувственные?
Утром я просыпаюсь. Иду на работу. Думаю о тебе. Вечером прихожу домой и слишком много пью. Я пытаюсь утопить в алкоголе свои эмоции. Я пытаюсь заглушить смятение. Питер приезжает и уезжает и ждет, когда я поправлюсь, а у меня не хватает мужества сказать ему, что я не поправлюсь. После Ламу мы не спали вместе, и он объясняет это моей болезнью. Ну вот, я тебе все выложила. Тебе не нужно рассказывать мне о вас с Региной. Я не хочу этого знать. Если вы не спали вместе, я буду чувствовать себя виноватой и мне будет ее жаль. Если же вы спали вместе, то я не уверена, смогу ли вынести, представив это.
На самом деле мы не такие уж и разные, ты и я.
Но наши проблемы кажутся такими мелкими по сравнению с тем, что мы видим ежедневно, так ведь? Только вчера я познакомилась с женщиной по имени Димфина. Ей двадцать четыре года, у нее трое детей, которых она увидела неделю назад, а до этого не видела больше года. Она живет в однокомнатной лачуге, пристройке к длинному деревянному зданию в Найроби. Димфина оставляет своих детей матери в Нджие, чтобы заработать деньги для оплаты занятий в школе или, как она выражается, чтобы найти свою фортуну. И эта «фортуна» составляет сорок долларов в месяц, которые она зарабатывает служанкой в одной европейской семье. Вкалывает с шести утра до семи вечера шесть дней в неделю, а ей платят полтора доллара в день. Из этих сорока долларов двадцать она отправляет детям, а десять платит за комнату, в которой нет ни электричества, ни водопровода. По ночам ее часто тревожат пьяные из соседних баров, которые пытаются взломать ее хрупкую дверь. Я познакомилась с этой женщиной, когда мать привела ее ко мне в класс; мать хотела, чтобы я помогла ее дочери, потому что она больна. «У меня сиськи болят», — сказала Димфина.
Думать о том, что я не могу увидеть тебя, просто ничто по сравнению с этим. Но тогда почему я не могу думать ни о чем другом?
Вместе с этим письмом посылаю тебе шкатулку, которую купила в Малинди. Это не алебастр, хотя я говорю, что это так.
С любовью,
Л.
20 февраля
Дорогая Линда!
Я все ждал и ждал от тебя каких-то новостей, тревожась, что ты не выздоравливаешь, что ты все еще больна. Убежденный, что больше не услышу о тебе. Что ты воспримешь эту неудачу в Ламу как то, чем она на самом деле не была: как наказание за нашу любовь.