Иисус неизвестный
Шрифт:
Перед исцелением сухорукого в Капернаумской синагоге, когда на вопрос Иисуса: «должно ли в субботу… душу спасти или погубить?» — фарисеи молчат, — Он «оглядывает», «окидывает» их быстрым проницающим взором, , «с гневом, скорбя и жалея их (таков двойной смысл ) за ожесточение сердец их» (Мк. 3, 5.) Гнев, скорбь, жалость — все в одном взоре, изменяющемся, «разном», как многоцветный в грани алмаза, солнечный луч.
А вот другой взор, еще более глубокий.
Издали бежит на Него, как Гадаринский бесноватый, и так же падает перед Ним на колени богатый юноша.
Учитель благий! что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную?
Общими словами отвечает ему сперва Иисус; «Знаешь заповеди»; но вдруг, глубоко «заглянув» в глаза его, «полюбил его».
Все, что имеешь, продай и раздай нищим… и приходи, следуй за Мною.
Когда же тот, весь «потемнев» в лице, , «отошел с печалью», Иисус «окидывает» быстрым взором (, то же слово, как в исцелении сухорукого) учеников:
Как трудно богатому войти в Царствие Божие!
А когда те ужасаются:
Кто же может спастись?
взором любви, глубочайшим, чем тот, которым заглянул только что в глаза богатого юноши, — «заглядывает и в глаза» учеников:
людям это невозможно, но не Богу, ибо все возможно Богу (Мк. 10, 17–27.)
Первого взгляда Господня в Вифаваре, когда, услышав за Собою чьи-то шаги, Иисус вдруг, на ходу, оглянулся, увидел двух идущих за Ним, Иоанна и Андрея, должно быть, остановился и оглянулся сначала на обоих, а потом на одного: «что вам надобно?» — «Равви! где живешь?» — «Пойдите и увидите» (Ио. 1, 38–39), — этого первого взгляда никогда не забудет «ученик, которого любил Иисус», так же как Петр не забудет никогда того испепеляющего взгляда, с которым сказал ему Господь в Кесарии Филипповой:
Отойди от Меня, сатана! (Мк. 8, 33.)
Очи Его — как «пламень» Огненный, ( , (Откр. 1, 14; 19, 12), —
вспомнит-увидит, в двух неземных видениях, может быть, земные очи Его, если не сам «ученик, которого любил Иисус», то кто-то очень близкий к нему.
Если око твое будет чисто, то и все тело твое будет светло.
Огненно чисто око Иисуса, и все тело Его огненно светло, — только для видящих, конечно, а для слепых — как бы дневной, потухший светляк — серенький червь — «маленький жид»?
Кажется иногда, что Марково-Петрово, как в стремительном беге, задыхающееся: «тотчас, тотчас, тотчас», [461] — идет не только от них, Петра, Марка, но и от самого Иисуса. В слове этом — как бы жадная стремительность пожирающего пламени.
Огонь пришел Я низвесть на землю; и как хотел бы, чтоб он уже возгорелся (Лк. 12, 49.)
В Его глазах, уже возгорелся. Лучше людей видят бесы этот для них ужасный и неодолимо влекущий их, огонь; издали бегут, летят на него, как ночные мотыльки на пламя свечи; обжигаются, падают, бьются, кричат:
461
Д. Мережковский. Иисус Неизвестный, I т., I ч., III гл., Марк, Матфей, Лука, VII.
Жжешь меня! Жжешь меня!
, [462]
Знают бесы, чего еще люди не знают, — что вспыхнет некогда мир в этом огне, и сгорит, как ночной мотылек.
«Движущую силу», , в лице Иисуса, в глазах Его, изображает Марк, особенно живо, в чудесах исцелений. Людям кажется она «колдовскою», «магической», то божеской, то бесовскою.
Книжники говорили, что Он имеет в себе Вельзевула, и что изгоняет бесов силою князя бесовского. (Мк. 3, 22.)
462
Macar., Homel., XII, 9. — Resch, 205.
Жители Гадаринской равнины, по исцелении бесноватого, «просят Иисуса выйти из пределов их» (Мк. 5, 17), — вежливо, об огромном убытке не думая (две тысячи голов скота пропало), выгоняют Его, потому что неизвестно, какой еще беды наделает этот могучий и страшный «колдун».
«Был Иисус осужден, как чародей, маг, », — вспомнит и Трифон Иудей. [463]
Взгляд Его, «пронзительный» — «проникающий, острее всякого меча обоюдоострого, до разделения души и духа, составов и мозгов» (Евр. 4, 12), есть главное орудие целящей силы Его. Взглядом этим отмыкает Он двери чужого тела, как хозяин дома — ключом, и входит в него, как в Свое.
463
Just., Dial. Tryph., с. 69. — Osk. Holtzmann, Leben Jesu, 1901. S. 15.
Но, прежде чем исцелить больного, должен с ним Сам заболеть, чтобы и выздороветь с ним же. Вот почему больной ближе Ему, в миг исцеления, чем ребенок — матери. «Дочерью» называет Он кровоточивую жену; «сыном», «дитятей», , — Капернаумского расслабленного (Мк. 5, 34; 2, 5), только потому, что люди не знают большей любви, чем та, что в этих словах; но Он знает.
Все болезни, по Евангелию, — «бичи», (Мк. 3, 10), — Божьи казни за временные грехи, или за вечный, первородный грех (Ио. 9, 2.) Тело свое, вместо тела больного, и подставляет врач Иисус под эти «бичи», как бы говорит Сын Отцу: «его ударишь, и Меня; его пощадишь, и Меня». Чашу всех страданий человеческих выпьет на Голгофе сразу, а здесь, в исцелениях, пьет ее медленно, капля по капле. Вот где мы уже не отвлеченно понимаем, а осязательно, всею нашею страдающей плотью, чувствуем, или могли бы почувствовать, что значит:
взял на Себя наши немощи и понес наши болезни… ранами Его мы исцелились (Ис. 53, 4–5.)
Все врачи внешние, мнимые; Врач единственный, внутренний — Он.
Женщина, которая страдала кровотечением (месячным,) двенадцать лет, много потерпела от многих врачей, издержала на них все имение свое и не получила никакой от них пользы, но пришла еще в худшее состояние, — услышав об Иисусе, подошла к Нему сзади, в толпе, и прикоснулась к одежде Его.
Ибо говорила: если только к одежде Его прикоснусь, буду здорова. (Мк. 5, 25–28.)
Сзади подошла, потому что стыдилась болезни своей, таила ее от людей, так же, как все таят друг от друга вечную «стыдную рану» свою — пол.
Марк забыл, помнят Матфей и Лука, что прикоснулась не к самой одежде Его, а к тем висевшим по краям ее, «кистям», по-гречески , по-еврейски tsisi или kanaf, [464] о которых сказано в Законе:
сказал Господь Моисею: объяви сынам Израилевым и скажи им, чтобы делали себе кисти по краям одежд своих, в роды их, и вплетали в те кисти нити из голубой шерсти. И будут они в кистях у вас для того, чтобы вы, глядя на них, вспоминали все заповеди Господни. (Числ. 15, 36–40.)
464
J. Klausner, Jesus of Nazareth, 1929, p. 464. — Lagrange, Luc, 1927, p. 253.