Икона
Шрифт:
— На сегодня я закончил.
— Вам никуда не нужно ехать?
— Нет. — Почувствовав в ее словах желание распрощаться, он поднялся. — Надо кое-что прочитать.
Подойдя к раковине, он стал ополаскивать кружку, по-детски обиженный тем, что ему не дали еще раз посмотреть на икону. Ему никогда не была свойственна такая одержимость, и это новое ощущение раздражало его. Он, в конце концов, пришел сюда, чтобы помочь ей, а не себе.
— Да оставьте, я сама это сделаю.
— Ничего. — Он поставил
— Я просто думала, не захотите ли вы поужинать. Если вы не слишком заняты.
Мэтью удивился собственной глупости. С каких это пор он стал таким несообразительным? Почему он не мог ее понять, все усложнял?
— Неплохая идея.
Она молча продолжала смотреть на него, и он уже готов был отказаться. На самом деле это ужасная идея. Их связывают деловые отношения. Она все-таки странная женщина. Несмотря на симпатию к ней и даже некоторую очарованность ею, в ее присутствии он постоянно чувствовал неловкость. Повисшую тишину разорвал низкий глубокий звук боя старинных немецких часов в гостиной.
— Обещаю больше не говорить об иконе, — добавила она. Он представил свой путь домой, мимо химчистки и китайских ресторанчиков, пустую квартиру. А в это время его неубедительная отговорка будет эхом витать в этом кирпичном доме, и она всю ночь просидит на кухне за чашкой кофе.
— Хорошо, — сказал Мэтью. — Конечно, с большим удовольствием. Куда мы пойдем?
Но они никуда не пошли. Ана решила, что они вместе соорудят какой-нибудь ужин. Правда, в холодильнике почти ничего не было, да и готовить она не умела. Зато она была хорошо знакома с содержимым винного погреба и, пока Мэтью резал шампиньоны и взбивал яйца с холодной водой, пошла вниз выбрать вино. Резаное яблоко, немного пармезана — и за считанные минуты он приготовил чудесный омлет, который они и поглощали вместе с поджаренными рогаликами и «Шато Марго» 1984 года.
— Это вино сюда не подходит, — сказала Ана.
— Если оно вам нравится, значит, подходит.
— А вам нравится?
— Очень, хотя я и не знаток вин. Слишком много рецины выпито в юности.
— Рецины? — простонала она. — Господи, да это же отрава!
— А вот на это я могу возразить — вот так, задрав подбородок, с видом знатока, — что вы не пробовали настоящего напитка. «Экспортная рецина, Theomou, scata!»
— Отлично, кого-то вы мне напоминаете.
— Марлона Брандо.
— Я собиралась сказать — Муссолини.
— Хм, спасибо. На самом деле любая рецина для меня отдает деревом. Еда греческая, вино французское. — Он поболтал темную жидкость в бокале. Приготовление ужина помогло немного сбросить напряжение. — Каждый должен делать то, что у него хорошо получается.
Она запихнула в рот большой кусок омлета, как будто не ела несколько дней.
— Все греческие
— Это же омлет, Ана. Его любой может приготовить, это не называется «готовить».
— Это для вас. А для моей кухни это вершина кулинарного искусства.
— Польщен.
— А можно мне задать бестактный вопрос?
— Почему вдруг вы спрашиваете разрешения?
— Почему вы не женаты?
— Ну, как мне ответить? Судьба? Я мог бы спросить вас о том же.
— Обо мне мы еще поговорим. — Она крутила свой бокал так сосредоточенно, как будто это было частью какой-то технической операции. — Так у вас никого нет?
— Я этого не сказал.
— Вы в последнюю минуту соглашаетесь на ужин, и при этом вам никого не надо предупреждать.
— Может быть, моя подруга в отъезде?
— Почему вы заставляете меня гадать?
— Ну ладно, — уступил он, напряженно улыбнувшись. — Вы правы. В данный момент я не обременен отношениями.
— Как это может быть? Такой красивый, интеллигентный юноша, как вы…
Она произнесла это небрежно, как будто думала, что он привык к такого рода комплиментам, но Мэтью почувствовал, что его лицо опять вспыхнуло. А может, это просто вино подействовало.
— В этом городе много красивых, интеллигентных, одиноких людей, — осторожно ответил он. — В этом нет никакой загадки. Просто я только что расстался кое с кем — мы были вместе довольно долго.
— И кто этого захотел?
— Захотела она. По моей вине.
— А в чем была вина?
— Я действовал, как Муссолини. Сводил ее с ума.
— Ну уж ладно.
— Слишком много вопросов, Ана.
— Извините. — Она уронила вилку на свою опустевшую тарелку.
— Похоже, кое-кто не ел несколько дней.
— Я забываю о еде. Разве это не грустно? Взрослая женщина, а поесть забывает. В Санта-Монике у меня друзья, с которыми я всегда встречаюсь, чтобы поесть. Здесь все более свободно. Вообще-то обычно я ужинала с дедом. Это было еще до того, как он заболел.
— Только не говорите, что я сижу на его месте.
— Чтобы мой дед ужинал на кухне? Мы всегда сидели в этой мрачной столовой, даже когда ужинали вдвоем. Думаю, он даже не знал, как выглядит кухня.
— А кто готовил?
— Андре. Чудный старик, которого я вынуждена уволить.
— Может, все-таки оставить его? — спросил Мэтью, указывая на ее пустую тарелку.
— Ему почти восемьдесят, и он хочет на покой. Я уже избавилась от Дианы — вот уж настоящая головная боль.
— Сиделка?
— Вообразила, что она здесь хозяйка. Дед был уверен, что она воровала. Ну, не знаю насчет этого, но никаких оснований держать ее у меня не было. Заплатила ей неплохое выходное пособие и дала лучшие рекомендации.