Икона
Шрифт:
— Икона Аны.
Имя девушки вырвалось у Мэтью помимо воли. Но если старый лис это и заметил, то виду не подал.
— Очень хорошо. Насколько я понимаю, ей предстоит уплатить кое-какие налоги, но в остальном ее финансовое положение стабильно. У нее нет особой нужды в деньгах. Однако вполне возможно, что у нее имеются другие, духовные потребности.
— Ну, не нам об этом судить.
— Ее дед соорудил часовню для хранения иконы. — Мохнатые брови старика многозначительно поднялись. — Матерь Божья, что может яснее свидетельствовать о его намерениях, чем это? Что может увековечить его
Мэтью, хоть и не был голоден, послушно проглотил кусок.
— Что же касается тебя, — продолжал Фотис, позвякивая ложкой в опустевшем десертном бокале, — это вызывает у меня самую глубокую озабоченность. — Тщательно вытерев губы салфеткой, он перевел взгляд на улицу. «Он всегда настороже, — подумал Мэтью. — Почему?» — Церковь захочет закрепить за собой права на икону — на случай если девушка передумает. Однако они не смогут заполучить ее немедленно. Они еще не договорились ни о транспортировке, ни о последующем ее хранении. Я могу им помочь: на несколько недель предоставить нейтральную территорию для ее хранения, страховку, обеспечить безопасность. Я в любом случае это сделаю. А ты сможешь осматривать икону в любое время, когда пожелаешь.
— Существуют фирмы, предоставляющие услуги по хранению и транспортировке предметов искусства. Я даже могу порекомендовать несколько из них. Не думаю, что они поручат это тебе.
— Говорю тебе, я могу это организовать.
Мэтью сжал голову руками. Ему надо поспать. Ему надо подумать.
— Ты уже все организовал? Насколько плотно ты работаешь с этими людьми?
— Пока что были только обсуждения. Еще ничего не согласовано, но они сделают так, как я им скажу. Я участвовал в их благотворительных проектах, и в отличие от тебя мне не стыдно использовать имеющиеся у меня рычаги. Ну и в любом случае они предпочтут иметь дело с соотечественником, ты же знаешь греков.
— А зачем тебе вообще все это?
— Если я скажу, что для блага церкви, разве ты поверишь? — улыбнулся Фотис. — Подозрительный юноша. Хорошо, давай считать, что это для собственного удовольствия. В жизни очень мало вещей, которые доставили бы мне большее удовольствие, чем возвращение иконы в Грецию. А кроме того, это означает еще несколько дней наедине с ней.
— Понятно.
— И знаешь, есть еще один человек, который мог бы выиграть в этой ситуации. — Фотис смотрел на него выжидательно, но у Мэтью не было желания подыгрывать ему, задавая вопросы. — Твоего отца скоро выпишут из больницы.
— Мой отец? — Только что проглоченный пудинг налился в животе свинцовой тяжестью.
— Да.
— Он не слишком увлекается религией или искусством.
— Если ты хорошенько припомнишь прочитанное тобой, то поймешь, что вера не всегда является непременным условием исцеления. Это заложено в основе таинства. Неверующие подвергают сомнению любую религию. Их сопротивление — своего рода вера и обычно что-то говорит об их душах. Действительно живущие вне Бога никогда даже не задумываются обо
— Уверен, что ему интересно было бы это услышать, — резко ответил Мэтью. В нем вспыхнуло раздражение: как смеет Фотис примешивать сюда отца? Тем не менее слова старика пробудили в нем и какие-то другие, трудноопределимые чувства.
— Я не настолько глуп, чтобы сказать это ему, и надеюсь, что и ты достаточно мудр, чтобы не упомянуть при нем об этом разговоре. Когда его выпишут из больницы, он заедет навестить меня. Икона будет там. Остальное в руках Божьих.
— В руках Божьих? — Мэтью еле сдерживался. Крестный произнес вслух то, что таили в себе пыльные старинные фолианты, что перешло из них и в сознание самого Мэтью. Слова насмешки замерли у него на губах под влиянием более сильного чувства. Страха? Не страх ли скрывался за его праведным гневом? Но чего ему бояться? — Ты действительно думаешь, что эта икона каким-то чудесным образом исцелит его?
— Я ничего не думаю. Я просто не хочу лишать его шанса получить от этого хоть какую-то пользу. А почему ты отказываешь ему в этом?
— И по этой смехотворной причине я не должен сказать Ане Кесслер правду?
— Ты не скрываешь от нее ничего, что ей необходимо знать. И существует много причин, по которым ты обязан предоставить событиям развиваться так, как они должны развиваться. Назвать их еще раз? Тебе нужны другие доказательства?
Раздражение Мэтью достигло критической массы и перешло в какое-то парализующее отвращение к самому себе. Человек чести должен делать то, что он должен делать, а не сидеть здесь и вести бессмысленный разговор.
— Как ты думаешь, девушка от тебя ничего не скрывает? — продолжал Фотис.
— Что ты имеешь в виду?
— Только то, что у нее могут быть свои собственные секреты.
— Например?
— Я не претендую на то, что знаю все, но это странная, замкнутая семья, — это все, что мне понятно. Она не колеблясь использовала тебя в своих целях, сделав тебя своим советчиком.
— Я сам согласился на это.
— Всегда хочется так думать, когда имеешь дело с женщиной, не так ли?
— Мне не нравятся твои намеки.
— Беру свои слова обратно. Тебе не надо иметь никаких собственных интересов, чтобы поступить правильно.
— А как мы можем узнать, что правильно?
— Ты поступишь правильно, потому что ты хороший человек. Для этого тебе не требуется стимул — осознание семейных обязательств и семейной вины.
— Семейной вины? — резко повторил Мэтью. — Ты имеешь в виду — твоей вины?
— А мы разве не одна семья? Но я имел в виду не это, а скорее обязательства.
— Пожалуйста, не говори загадками, крестный. Просто скажи, что ты хочешь сказать.
Глаза Фотиса вдруг увлажнились, его лицо, казалось, обвисло, как и его усы.
— Я не хотел говорить об этом. Я нарушаю данное когда-то обещание. Ты меня понимаешь? Данное Fithee, Змею.
— Это тот, кто убил священника?
Фотис протянул руку над столом и тронул Мэтью за рукав.
— Нам не дано знать, убил ли он священника. Он поступил так, как считал правильным. Помни об этом.