Икс или игрек?
Шрифт:
После завтрака она поднялась к себе и положила письмо в лаковую шкатулку. Между листами было насыпано несколько незаметных крупиц рисовой муки. Запирая шкатулку, миссис Бленкенсоп отпечатала на крышке каждый палец.
Уходя, она громко кашлянула, и в ответ за дверью напротив оглушительно, театрально чихнули.
Таппенс усмехнулась и пошла по коридору.
В пансионе все уже знали, что она собирается на целый день в Лондон – ей надо побывать у своего адвоката и сделать кое-какие покупки. Постояльцы собрались внизу проводить ее и надавали ей кучу поручений – «если, понятно, у вас найдется
Майор Блетчли держался в стороне, не слушая «дамского квохтанья». Он сидел, читал газету и отпускал вслух сердитые комментарии: «Свиньи эти чертовы немцы. На дорогах расстреливают из пулеметов мирных граждан. Звери. Если бы я был на месте нашего командования…»
Таппенс ушла, так и не дослушав, что бы он сделал, если бы ему доверили командовать военными действиями. Она заглянула в сад – спросить у Бетти Спрот, какой подарок привезти ей из Лондона.
Бетти радостно курлыкала, держа в обеих ладошках живую улитку. На вопрос Таппенс, что ей привезти: кошечку? книжку? цветные мелки для рисования? – Бетти ответила: «Исовать!» И Таппенс внесла в список цветные мелки.
Возвращаясь по дорожке на главную аллею, Таппенс неожиданно натолкнулась на Карла фон Дейнима. Он стоял у стены, кулаки его были судорожно сжаты. И черты лица, всегда такого невозмутимого, искажало мучительное волнение.
Таппенс невольно остановилась и спросила:
– У вас что-то случилось?
– Ах да. Случилось. – Голос его звучал неестественно хрипло. – У вас тут есть поговорка: ни рыба ни мясо, ни курица, ни красная селедка.
Таппенс кивнула.
Карл с горечью пояснил:
– Вот это как раз про меня. Так не может продолжаться, говорю я! Не может. Лучше положить всему конец.
– В каком смысле?
– Вы отнеслись ко мне по-доброму, – сказал молодой человек. – Я думаю, вы поймете. Я покинул мою родину из-за беззакония и жестокостей. Приехал сюда в поисках свободы. Нацистскую Германию я ненавидел. Но, увы, я все-таки немец. Это невозможно изменить.
Таппенс тихо проговорила:
– Конечно, вы сталкиваетесь с трудностями. Но…
– Не в этом дело! Я немец, говорю вам. В душе. В сердце. Германия – моя родина. Когда я читаю про бомбардировки немецких городов, про убитых немецких солдат, про сбитые немецкие аэропланы, мне горько – это ведь гибнут мои соотечественники. Когда старый майор с пеной у рта вычитывает из газеты разные пакости, когда он говорит «немецкие свиньи», я… меня душит гнев, я не могу этого терпеть.
Он тихо повторил в заключение:
– Вот я и думаю, что будет лучше кончить все это. Да, положить конец.
Таппенс крепко сдавила ему руку выше локтя.
– Глупости, – убежденно произнесла она. – Совершенно естественное чувство. Любой на вашем месте испытывал бы то же самое. Вы должны набраться терпения и сдерживаться.
– Хорошо бы меня интернировали. Было бы много легче.
– Возможно. Но вы тут, как я слышала, делаете полезную работу. Полезную не только для Англии, но и для человечества в целом. Вы ведь работаете над проблемой обеззараживания, я правильно поняла?
Лицо Карла чуть-чуть посветлело.
– О да. И уже начал получать хорошие результаты. Очень простая реакция, не требует сложной технологии, и продукт прост в употреблении.
– Вот видите. Стоит потрудиться. Все, что уменьшает страдания, стоит труда. Что созидает, а не разрушает. Мы честим противника дурными словами, но ведь это же естественно. Они нас тоже честят. Сотни таких майоров Блетчли с пеной у рта. Я, например, тоже ненавижу немцев. Я произношу: «Немцы», и на меня накатывает волна злобы. Но когда я думаю об отдельных людях в Германии, о матерях, ждущих вести от сына, о мальчиках, покидающих родной дом и уходящих на войну, о крестьянах, убирающих урожай, о простых лавочниках и о некоторых моих славных, добрых знакомых, – тогда у меня возникают совсем другие чувства. Тогда я понимаю, что они – такие же люди и испытывают такие же чувства, как и мы. Это главное. А все другое – поверхностное, боевая маска, которую надевают, когда воюют. Для войны она нужна, может быть, даже необходима, но она ненадолго.
Таппенс говорила все это, а сама, как раньше Томми, думала о словах сестры Кэвелл: «Патриотизм – это еще не все. Мне нужно, чтобы в моем сердце не было ненависти».
Эти слова в устах женщины, которая воистину была настоящей патриоткой, они с Томми всегда считали высшим проявлением самопожертвования.
Карл фон Дейним наклонился и поцеловал ей руку.
– Спасибо вам за добрые и верные слова. Я наберусь терпения.
«Господи, – думала Таппенс, идя под гору в город. – Как некстати, что самый симпатичный, на мой взгляд, человек в пансионе „Сан-Суси“ – немец. Из-за этого все наперекосяк».
3
Таппенс была человек исключительно дотошный. Поначалу она на самом деле не собиралась ехать в Лондон, но потом решила выполнить все, о чем говорила обитателям пансиона. А то если бы она просто уехала до вечера куда-нибудь из города, – кто знает, а вдруг бы ее там кто-то заметил, и это стало бы известно в «Сан-Суси»?
Нет, миссис Бленкенсоп объявила, что едет в Лондон, значит, так тому и быть.
Она купила обратный билет третьего класса и, отходя от кассы, столкнулась лицом к лицу с Шейлой.
– О, куда это вы собрались? – спросила девушка. – Я заехала за посылкой, она у них тут куда-то запропастилась.
Таппенс объяснила ей свои планы.
– А, ну да, – кивнула Шейла. – Вспомнила, вы об этом уже говорили. Я просто не поняла, что вы едете сегодня. Я выйду с вами на перрон и посажу вас в поезд.
Шейла была оживленней обычного. Исчезло хмурое, раздраженное выражение лица. Она вполне весело обсуждала с Таппенс мелочи повседневной жизни в «Сан-Суси» и оставалась на платформе до самого отхода поезда.
Помахав на прощание в окошко и проводив взглядом ее удаляющуюся фигурку, Таппенс уселась на свое место в углу и принялась размышлять. Случайно ли Шейла оказалась на станции именно в это время? Может быть, миссис Перенье понадобилось удостовериться, что словоохотливая миссис Бленкенсоп действительно отбыла в Лондон?
Очень даже похоже на то.
4
Совещание между Таппенс и Томми состоялось только на следующий день. Они условились не предпринимать никаких попыток контакта в стенах «Сан-Суси».