Икс-металл
Шрифт:
— Не сверните себе шею в этой авантюре! — угрюмо вымолвил я и, пожав руку Леонара, побрел к себе домой, где меня ждали мастера вулодов.
По дороге мне пришлось задержаться: со мной встретился Малек.
— Чужеземец! — вымолвил он, подходя ко мне. — Скажи, чем я оскорбил тебя?
— Ты — меня? — изумился я.
— Да. Скажи, чем, я навлек на себя твою ненависть? За что ты обрек меня на невыносимый позор? Ты снял с меня клеймо «макази», но я обращаюсь в изгнанника…
Я не знал, что ответить этому славному малому.
Постояв немного, он глубоко вздохнул, понурив голову, и побрел пробормотав:
— Впрочем, ты хотел мне добра! Я не виню тебя! Пусть боги будут так же милостивы к тебе, как они немилостивы ко мне!
Я долго смотрел вслед молодому воину.
Уже тогда, когда я был у порога моего жилища, откуда-то из кустов вынырнула прекрасная Равиенна.
Девушка змейкой скользнула мимо меня, но на лету успела шепнуть мне два слова пламенной благодарности и поцеловать мою руку, которую я не успел вовремя отдернуть.
Слава богу!
По крайней мере, одно существо в этом мрачном царстве изуверов и их жертв чувствовало себя счастливым, избавившись от смерти с моей помощью!
С этого времени и вплоть до нового дня «кази-макази» или, правильнее сказать, до «дня богини Санниа», когда должны были совершиться казни всех признанных «макази» в последнюю аудиенцию Санниаси, я работал без устали и без отдыха, и мне было почти некогда делать наблюдения над жизнью вулодов. Но все же кое-какие полезные сведения я приобрел. Прежде всего, я втихомолку занимался опытами с нигилитом. Точнее выразиться, я пробовал обрабатывать нигилит нигилитом же и выяснил, что старый нигилит оказывается значительно крепче, чем нигилит, так сказать, молодой. Таким образом я, мне кажется, отчасти разрешил загадку, раскрыл так ревниво оберегаемую вулодами тайну их мастерских.
Но, когда настал этот роковой день, признаюсь, все вылетело у меня из головы.
Ровно две недели спустя после того, как мы были объявлены «кази», то есть заслуживающими быть оставленными в живых, а многие из вулодов всех категорий — «макази», то есть подлежащими смертной казни, состоялся кровавый праздник.
Вулоды называют эти праздники «днями богини Санниа». Я же назвал бы их лучше и определеннее днями душегубства, днями массового кровожадного, зверского помешательства.
Судите сами.
С утра весь город вулодов был украшен цветами, и все население облеклось в праздничные одежды.
Около полудня все население стеклось к храму Санниа, беспощадной богини Адского Потока. Нас троих привели туда же и впустили внутрь храма, поместив в какой-то ложе. Через минуту толпы вулодов заполнили внутренность огромного храма, заняв места на ступенях колоссального амфитеатра.
Когда все разместились, загрохотал гром, засверкали молнии, или, правильнее сказать, последовал ряд вспышек магния, знакомого жрецам Вулоджистана не хуже, чем нашим фотографам; над ареной заклубился густой дым, поднимавшийся из почвы. Дым рассеялся, и я увидел, что в центре арены пола уже не было. Он был сдвинут в сторону. И теперь передо мной была пропасть, русло огненного потока лавы. Только здесь и там над потоком висели выдвижные мостики.
Загремели трубы, загрохотали большие барабаны, и жрецы привели к мостикам около двух десятков человек, среди которых я сразу опознал всех тех злополучных вулодов, коих постигло признание «макази».
По данному одним из жрецов сигналу эти несчастные взошли на мостики, и один вслед за другим стали сбрасываться в Адский Поток, мгновенно пожиравший их тела.
Иные просто сбрасывались с высоты в поток лавы, другие делали сальто-мортале. Одни погибали молча, другие, свергаясь в пропасть, радостно кричали что-то, посылали, по-видимому, приветствия остающимся в живых.
Толпа отзывалась на эти крики бурными аплодисментами, словно тут не погибали ужасной смертью люди, а исполнялись замысловатые номера циркового представления.
Гармония, впрочем, была нарушена двумя жертвами.
Первый диссонанс внес тот самый рабочий «макази», который помешался еще при осуждении. Он бессмысленно смеялся и нестройным голосом пел песни, но не хотел прыгать в огненную бездну. Тогда один из жрецов сильным толчком в грудь сбил его с ног. Сумасшедший упал на помост. Тот же жрец сбросил его в бездну ударом ноги в бок. И я от души пожалел, что безумный не увлек за собой в бездну своего палача.
Минуту спустя подошла очередь броситься в бездну молодой и красивой девушке. Она неверными шагами прошла по мосту до края, остановилась, дико вскрикнула и, закрыв лицо руками, попятилась. Жрецы как-то прозевали это, и их жертва проскользнула назад в толпу, где были ее родственники, ее друзья. Я ждал, что они, эти близкие осужденной ни за что на гибель девушки, сомкнутся вокруг нее, спасут ее. Но как жестоко ошибался я! Как плохо знал я этот проклятый род человеческий! Десятки рук протянулись к искавшей спасения девушке. Миг — ее подняли на воздух и, словно котенка, швырнули в поток лавы…
А кругом ревела толпа, выражая свое негодование, свое презрение к существу, отказавшемуся подчиниться бессмысленному, преступному приговору проклятых фарисеев, жрецов, этих лицемерных палачей!
— Скажите, о, скажите мне, что это все — одна декорация! — со стоном схватил я за руку Леонара.
Но тот угрюмо ответил мне:
— К сожалению, нет, не декорация! Люди действительно погибают на наших глазах. Но мы ничем не можем помешать им.
— Это ужасно! Это отвратительно! — твердил я.
— Да, не из приятных зрелищ, — пожал плечами Леонар. — Но что же делать? Сидите смирно, Шварц! Все кончено! Сейчас начнется другой, и, должно быть, более интересным номер.
В самом деле, как только погиб последний из «макази», жрецы объявили, что сейчас богиня Санниа во плоти покажется своим верноподданным.
Мгновенье спустя от находившейся прямо против нас стены храма над огненным потоком словно отвалилась круглая шайба и повисла над лавой на петлях. Из образовавшегося в, стене отверстия с молниеносной быстротой выдвинулся мостик. И я увидел существо, лежавшее на этом мостике. Господи!