Иллюстрированная история эротического искусства. Часть вторая

Фукс Эдуард

Медленное, но неудержимое исчезновение всего того величественного и могущественного, что характеризовало сущность искусства начала XVI столетия, составляет отличительный признак искусства конца того же столетия. Ничем не прикрашенная грубость и почти полное бессилие — вот печать, которой Тридцатилетняя война неизгладимо снабдила искусство, — и искусство стало в эту эпоху духовным отражением пути от богатства к нищету. Эта печать лежит на всех видах искусства: на литературе и живописи, на прозе и поэзии, на серьезной живописи и сатирическом искусстве. Немногие крупные величины, кое-где вырисовывающиеся на фоне мрачного однообразия и пустоты, служат лишь доказательствами того, какой могучий и животворный источник иссяк в этой пустыне.

Г. Рамберг.

Кто крестит богов любви? Немецкий галантно-сатирический листок. 1799.

А. Босс. Чувство. Голландская галантно-сатирическая гравюра. XVIII в.

Мы не станем прослеживать весь этот путь обратного развития. Ограничимся лишь тем, что дадим краткую характеристику того окончательного состояния, тех низин, в которые спустились и жизнь, и искусство.

В литературе романа, которая хотя и не впервые возникла в начале XVII столетия, но во всяком случае была наиболее распространенной формой, наиболее видную роль играли описания приключений, разбойничьи и студенческие романы. Наиболее известными из этих романов служат писания Гриммельсхаузена, путешествие Христиана Рейтера «Шельмуфский» [12] и «Влюбленный студент» Целандера. Область приключений, непрерывно питаемая бесконечной Тридцатилетней войной, стала излюбленнейшей темой художественного воспроизведения. Этому способствовало экономическое завоевание мира и проникновение в новые, до сих пор неведомые страны. Кроме того, интерес к путешествиям обусловливался еще общим томлением вырваться из тесной и душной атмосферы, окружавшей человека.

12

Полное название «Шельмуфский, описание истинных, любопытных и преопасных странствований на воде и на суше». Ред.

Когда мы читаем эти и другие аналогичные произведения, перед нами развертывается поистине потрясающая картина. Произведение Рейтера считается вообще выдающимся литературным произведением, но его историко-культурное значение, то, что он воочию раскрывает перед нами материальное, интеллектуальное и нравственное убожество эпохи, все же гораздо значительнее, нежели та форма, в которую облечено все это. Нигде с такой исчерпывающей полнотой и убедительностью не изображены страдания, которые должен был перенести несчастный народ во имя религии до тех пор, пока он не был окончательно сломлен. И нигде с такой реалистической силой не изображена вся та извращенность, с которой в кровавом угаре пользовались плодами гордые победители.

Поэзия того времени нисколько не уступала роману. Эротизм ее достигал крайних пределов. Классическим образцом грубого, циничного отношения германской буржуазии к галантности, к чувственности и к любви вообще служат произведения силезской поэзии. Вся она была проникнута фаллическими мотивами. Даже заголовки отдельных поэм и стихотворений откровенно выдавали их эротическое содержание.

Тут нужно обратить особое внимание читателя на то обстоятельство, что это не была подпольная поэзия — нет, то была официальная литературная пища, которая открыто и беззастенчиво изготовлялась для современной буржуазии. С другой стороны, мы, несомненно, впали бы в крупное противоречие, если бы стали думать, что придворная галантность знала другие, более деликатные формы выражения. В нашем распоряжении имеется лишь один документ, достаточно убедительно опровергающий такого рода предположение. Это описание графиней Авророй Кенигсмарк, прекрасной фавориткой Августа Саксонского, любовной связи ее убитого брата с графиней Платен. По откровенности и цинизму это описание не оставляет желать ничего большего. В нем правдиво и верно отразился тон, господствовавший при дворе, и отношение к вопросам любви.

У. Хогарт. До. Галантно-сатирическая

гравюра.

У. Хогарт. После. Галантно-сатирическая гравюра.

Обратившись к Франции, мы найдем и тут неопровержимое доказательство того, что этот тон господствовал всюду, где только вообще велись галантные беседы. Этим доказательством служат диалоги Алоизии Сигеа; их ценность заключается вовсе не в том, что они представляют собой воспроизведение какой-либо имевшей место в действительности беседы, — они так же вымышлены, как и лица, в уста которых они вложены, и как их автор. Но сомнению не подлежит, что неподделен в них тон эпохи; да и, кроме того, в настоящее время бесспорен тот факт, что эти невероятные фаллические описания в точности соответствуют нравам, царившим в то время в высоких и высших сферах. Для получения наиполнейшего представления об этих нравах рекомендуется прочесть еще рассказ Симплициуса Симплициссимуса о его приключениях в Париже.

Этому грубо эротическому, фаллическому тону соответствовали все другие формы частной и общественной жизни, игры, развлечения, вкусы и пр. Август Саксонский носил на пальце широкий золотой перстень, на котором был изображен герб, составленный из переплетенных половых органов мужчины и женщины, и на котором красовался, сверх того, циничнейший лозунг. Этим перстнем-печаткой Август запечатывал все письма своим метрессам. Такими и аналогичными выходками забавлялись сильные мира сего, положившие начало режиму фавориток. Один придумал эротические игральные карты, другой носил в кармане табакерку с подвижными эротическими фигурками и т. п. За игрой в трик-трак придворные дамы и метрессы пользовались косточками, украшенными эротической резьбой или мозаикой. И все эти эротические выдумки и развлечения тотчас же перевозились из Парижа в Германию…

Эротизм «простого» народа, поскольку последнего не коснулась похотливая атмосфера, непроницаемым слоем окутавшая абсолютизм, продолжал развиваться по старому пути средневековья. Об этом свидетельствуют сотни литературных документов, многочисленные народные пословицы и поговорки, свадебные обычаи и народные песни. Народная поэзия по эротической откровенности не отстает, конечно, от поэзии высших слоев общества, но зато в ней нет и следов несомненно прогрессирующей сухотки спинного мозга.

* * *

Развращенность высших классов в конце XVI и в XVII веке, которую в то время считали одной из главнейших причин общего упадка, изображалась нередко с сатирической целью в весьма ясной и прозрачной форме. Хорошим примером этого может служить произведение Саделера «При дворе Сарданапала». Снова настали времена необузданного разврата, говорила сатира и изобличала их. Не менее наглядно и сатирически символическое изображение продажности любви. Деньги соблазняют Венеру, и она послушно исполняет все желания порока. Грубость чувственного наслаждения чрезвычайно удачно изображена Генрихом Ульрихом в его гравюре «Крестьянин и сластолюбивая госпожа». Крестьянин понимает превосходно, что сластолюбивая госпожа только затем и пришла к нему, чтобы поиграть с ним в любовь, и что она только и жаждет его грубых, но сильных объятий; вечная «любовная жажда», которую она не может утолить на супружеском ложе, заставляет ее забыть общественное различие. Эти гравюры — художественная сокровищница эпохи; в них звучат еще ноты Ренессанса. Отдельно следует упомянуть еще Калло, хотя это уже почти чисто французское искусство.

После хорошие произведения начинают встречаться в Германии все реже и реже, пока совершенно не исчезают под влиянием Тридцатилетней войны; тут уже замолкает решительно все — общество довольствуется неприкрашенной непристойностью, для которой нет даже ни малейшего художественного оправдания.

Этой грубой и безвкусной форме в литературной сатире соответствуют лишенные всякой художественности карикатуры. Эротизм их превосходит все границы. Наиболее популярной книгой в то время была «Le centre de l'amour» («Сосредоточие любви». — Ред.), вышедшая в 1648 году. В ней имеется свыше пятидесяти иллюстраций, не требующих никаких комментариев, настолько они откровенны, циничны и грубы; они всецело совпадают с тем, что было сказано выше о грубых формах наслаждений того времени.