Иловайский капкан
Шрифт:
– Вчера взяли очередную банду. Полные отморозки.
– Да, развелось этой погани кругом. Прям настоящая война, – вздохнул Иван Петрович.
– Ничего, батя, прорвемся. Там мама зовет завтракать.
– И то дело, – кряхтя, поднялся старый шахтер. – Бери корзину.
На завтрак была жареная картошка с салатом из помидоров с родительского огорода, а к ним банка тушенки «Великая стена» и копченый сыр из гостинцев, доставленных Сашкой.
– Зря потратился, сынок, – сказал Иван Петрович. – У нас с матерью все есть, урожай в этом году неплохой.
– То
– По хозяйству надо чего помочь? – прихлебывая его, спросил у отца Сашка.
– Да нет. Все в порядке.
– Ну, тогда я проскочу к Оксане.
– Хорошая дивчина, – посветлела лицом мать. – Сколько лет встречаетесь, пора бы и жениться.
– Точно, пора, – взглянул на сына отец. – А то гляди, бобылем останешься.
– Не останусь, – рассмеялся сын и вышел.
Оксаны, живущей на соседней улице, дома не оказалось, ее бабка сообщила, что внучка на работе, и Сашка на мотоцикле пострекотал туда, захватив подарок, янтарное ожерелье, на которое лейтенант копил несколько месяцев со своего жалованья. Проскочив утопавший в зелени Стройгородок, мотоцикл свернул к ЦГБ, расположенной в старом парке, и встал у одного из корпусов.
Взбежав по ступенькам на крыльцо, Шубин потянул на себя стеклянную дверь и оказался в вестибюле с больничными запахами.
– Здравствуйте, теть Маш, – сказал сидящей за перегородкой пожилой женщине. Та, мелькая спицами, что-то вязала.
– И тебе, Шурик, не хворать, – качнула та сидящими на кончике носа очками. – Ты никак к Оксане Юрьевне? Она на втором этаже, в процедурной.
– Спасибо, – улыбнулся Сашка и шагнул к лестничному маршу.
Найдя на втором этаже нужный кабинет, постучал.
Оксана, в белой шапочке и халате, сидя за столом, что-то писала.
– Ой, Сашка! – обрадовалась она. – Каким ветром?
– Степным, – белозубо рассмеялся гость. – А это тебе, – извлек из кармана и протянул девушке узкий пенал, – подарок.
Та взяла, отодвинула крышку и прошептала:
– Красивое какое, будто солнце…
– Балтийский янтарь, – улыбнулся гость. – По поверью делает владельца красивее. Хотя этого у тебя и так с избытком.
Оксана действительно была красавицей. Среднего роста, с точеной фигуркой и черными очами, как ее тезка из гоголевских «Вечеров близ Диканьки».
– Кстати, – наклонился к столу Сашка, – ты когда заканчиваешь? Есть предложение смотаться на Донец, искупаться.
– В три, – чмокнула его в щеку доктор, проходя к зеркалу, чтобы примерить украшение.
– Саня, ты у меня такой! – обернулась, сияя глазами.
– Ну ладно-ладно, – поднялся со стула ухажер. – Значит, в четыре я у тебя.
Когда полуденная жара спала и со стороны степи повеял ветерок, они с Оксаной неслись в сторону Северского Донца по уходящей среди полей вдаль серой ленте асфальта.
Вдали заблестела река, и мотоцикл свернул на грунтовку.
– Ну, вот тут и станем, – подрулив к роще верб, тянущихся вдоль песчаного пляжа, заглушил мотор Сашка.
В
Осенью они поженились. Свадьба была скромной, в небольшом кафе. Сослуживцы жениха, приехавшие из Луганска, подарили молодым телевизор «Самсунг» и розового живого поросенка. Вскоре после свадьбы молодая чета сняла комнату в Каменобродском районе областного центра, в доме дальней родственницы Оксаны. Жизнь продолжалась.
Глава 5
Крот
Вольготно раскинувшись в шезлонге на овеваемой легким ветерком террасе, майор Линник потягивал из бокала ледяной «Миллер» и наблюдал закат солнца над Северским Донцом.
Утром он приехал с кураторским визитом из Луганска в Попаснянский отдел СБУ, расположенный в Первомайске, «озадачил» подконтрольных указаниями и полистал дела оперативного учета. Закончив дела, отобедал с начальником по фамилии Пасюк в коммерческом ресторане. По высшему разряду и с «Хеннесси», которому отдавал предпочтение перед другими напитками.
– Командировка, Олег, у меня трое суток, – ковыряясь зубочисткой во рту, сказал радушному подполковнику. – У тебя, в принципе, порядок. Я же, знаешь, немного устал. Организуй мне номер на одной из загородных баз отдыха, а вечером, часов в восемь, навестим нашего клиента.
– Слушаюсь, – изогнул спину Пасюк. А потом тихо спросил: – Номер с хорями?*
– Естественно, – сыто икнул Линник. – Для начала пришли одну. Помоложе, и чтобы хорошо строчила.
И вот теперь, накувыркавшись в прохладном пахнущем соснами номере с девицей (специально выделенный опер увез ее обратно), майор предавался размышлениям о жизни. Она была у Владимира Алексеевича двойная. До развала Союза – и после.
Родившись, как и Шубин, в шахтерской семье, в одном с ним городе и на одной улице, с малых лет в семье Володя получал, однако, совсем иное воспитание.
Его отец – Алексей Линник, родом с Западной Украины, происходил из «заможной» семьи, мужчины которой в годы войны, добровольно вступив в ряды УПА, активно боролись с оружием в руках против Советов и в результате бесславно кончили кто в густых буковинских лесах, а кто в лагерях ГУЛАГа. Тогда еще юному Алексею повезло. В начале июня 41-го он приехал погостить к своей родной тетке Полине, вышедшей замуж за москаля и проживавшей в Чутино, а с началом войны и оккупации немцами Донбасса вынужден был там и остаться. С местными пацанами собирал уголь на терриконах, стрелял из рогатки и ел галок, а еще мечтал вступить в полицию, но опасался появившихся в этих краях партизан.