Илья Николаевич
Шрифт:
* * *
– Господин Ульянов, ну зачем так официально?..
Губернатор даже руками развел. Торопливо встал с кресла и, обойдя свой обширный письменный стол, мелкими проворными шажками двинулся навстречу инспектору. Взял его руку в обе свои, мягко пожурил:
– Я пригласил вас... хотелось запросто побеседовать. А вы в полном параде!
Хозяин посмотрел на себя. Был он в простецком архалуке с застежкой на крючках, на ногах - мягкие, домашние, уютно стоптанные полусапожки. Только брюки с генеральским шитьем свидетельствовали
Ульянов стоял навытяжку, весь внутренне напрягшись. Визиты по начальству были для него мукой. Ты уже не свободно мыслящий человек, а чиновник такого-то класса, облаченный в темно-синий мундир с такими-то знаками ведомства народного просвещения. Мало того, ты раб своего чина и своего мундира. Вступает в действие этикет. Параграфы этикета вертят тобой, как болванчиком, и усердно толкают в шею, требуя чуть ли не на каждом шагу поклонов...
Сели в кресла. Друг перед другом.
Губернатор улыбается, и Ульянову в ожидании разговора ничего не остается, как улыбаться.
Старик вздохнул и выразил сожаление, что не сумел присутствовать на докладе господина инспектора народных училищ.
– Впрочем, наслышан, наслышан... В городе только и разговоров... Губернатор откинулся в кресле, и взгляд его вдруг стал сверлящим.
– Так сколько вы у нас насчитали школ, господин Ульянов?
Илья Николаевич, будто не замечая недобрых огоньков в глазах хозяина, повторил названную в докладе цифру.
Губернатор зло рассмеялся:
– Вот удивительно! А наши земцы насчитывают четыреста шестьдесят!.. Впрочем...
– Тут он сложил крестом руки на груди.
– Не спорю, не спорю... Вы же, насколько мне известно, ученый математик!
Илья Николаевич не ответил на колкость. Тут старик перенес свой гнев на земцев: его, своего начальника губернии, в какое положение поставили перед министром!
Губернатор что-то обдумывал, и выражение его лица не сулило приятностей. Ульянов заговорил, опережая его:
– Господин губернатор, я надеюсь, что наша Симбирская губерния будет иметь четыреста шестьдесят школ.
Тот пристально посмотрел на собеседника. Быть может, он уже видел, что инспектор, ощутив всемогущество начальника губернии, идет на попятный: зачеркивает свои пакостные 89 и восстанавливает в правах число 460?
Но Ульянов закончил фразу так:
– Четыреста шестьдесят школ на протяжении ближайших нескольких лет.
– И продолжал: - В самой школьной сети, как она ни запущена, бьется пульс жизни. В нищете и неустройстве, а как беззаветно трудятся иные сельские учителя... В сегодняшнем номере "Губернских ведомостей" я опубликовал нескольким из них благодарность... Вы уже смотрели, ваше сиятельство, газету?
Губернатор сидел удрученный. Пришлось повторить вопрос, чтобы он очнулся.
Позвонил - и ему подали свежий номер губернской газеты.
Илья Николаевич помог найти
Продолжая развивать свои планы, он добился того, что губернатор спросил заинтересованно:
– Вы считаете, господин Ульянов, что и я могу чем-нибудь помочь делу, о котором вы столь увлеченно печетесь?
– Несомненно!
– И Ульянов тут же подсказал губернатору ряд полезных для школьного дела мероприятий.
– Особенно важно, господин губернатор, чтобы интересами народного образования прониклись чины низшей государственной администрации. К примеру, волостной старшина может оказать нам, просвещенцам, неоценимую помощь, разумеется, если захочет.
– А я ему, такому-сякому, прикажу захотеть!
– И губернатор, в сознании своего могущества, движением руки распушил бакенбарды.
– Волостные старшины, дорогой господин Ульянов, главная моя опора в гуще мужиков. Я бы сказал, мои волостные губернаторы! И смею заверить, что среди этих верных мне служак вы встретите такое же полное понимание, как и у меня - губернатора губернского.
Он улыбнулся, как бы приглашая собеседника оценить его сиятельное остроумие. В ответ на приглашение улыбнулся и Ульянов.
– Ну а теперь, - внезапно воскликнул губернатор, - услуга за услугу!
Встретились глазами. Илья Николаевич, настораживаясь, поглубже сел в кресло: "Вот оно, ради чего он меня вызвал!"
Хозяин встал, прошелся, повернул голову и через плечо:
– А дамы в претензии на вас! "Ожидали, - говорят, - ожидали, когда наконец господин Ульянов кончит доклад, а он и на бал не остался".
– Я не танцую, ваше сиятельство!
Тот с живостью обернулся:
– Не верю! Не допускаю мысли!
Опять сел напротив Ульянова. Помолчал. Грустно склонил голову:
– Мой друг, вы обидели первую в губернии красавицу - нашу пленительную Лизет...
Оказывается, на балу танцевала госпожа фон Гольц.
– Вы с ней знакомы, господин Ульянов. Лизет очарована вашим умом, тактом, ученостью. И скажу по секрету, ищет вашей дружбы... Боже...
– Тут губернатор восторженно, закатил глаза.
– Пройтись с Лизет в вихре вальса... А голубая мазурка на рассвете... Трам-тара-рам-там-там!..
– Он притопнул ножкой по паркету.
– И все это, мой друг, предназначалось вам. Бедняжка отказала множеству кавалеров...
Илья Николаевич уже догадывался, что губернатор не устоял перед красавицей. Сказал что-нибудь вроде: "Ма шер Лизет, считайте, что вы утверждены учительницей. А с инспектором Ульяновым я формальности улажу!"
От одной этой мысли все вскипело в нем. Такого приказа и сам губернатор от него не дождется! Илья Николаевич набрался духу.
– Ваше сиятельство!
– прервал он сладкозвучную речь.
– Вы правы. Я не оказался достойным кавалером. Но хочу быть рыцарем в отношении госпожи фон Гольц!