Им помогали силы Тьмы
Шрифт:
Пришло время возвращаться самолетам из первой волны, поэтому Грегори и командир авиационной станции поспешили в комнату для инструктажа, сгорая от нетерпения узнать, все ли прошло гладко. После некоторого ожидания прибежал первый возвратившийся пилот и доложил, что, несмотря на плохие погодные условия, он сбросил своих парашютистов в точности над указанным ему местом в семнадцать с половиной минут пополуночи. Но выглядел он невеселым, а когда Серплайс поинтересовался о причинах его дурного настроения, сказал:
— Если честно, сэр, то я разочарован — все как на наших бесчисленных тренировочных полетах здесь: полная темень, никаких зениток, ни зги не видать и азарта никакого. Просто даже и не верится, что ты каким-то боком причастен
Но для Грегори такая его оценка звучала подобно музыке — ведь это означало, что его друзья-приятели из управления по введению противника в заблуждение постарались на славу. Противник не знал ни точной даты, ни места ожидавшегося десанта. Генералу Монтгомери несказанно повезло, ему даровано было такое, о чем мечтают все главнокомандующие на свете: полная тактическая внезапность нанесения удара. Потери союзников в течение нескольких часов будут составлять лишь незначительную толику от того, какими бы они стали, располагай немцы такими сведениями.
Один за другим стали возвращаться и другие экипажи, и все они приносили такие же радостные известия.
Но не у всех, оказывается, все прошло без сучка и задоринки. Присутствующим испортило настроение появление небольшой делегации парашютистов с маскировочной чернотой на лицах. Среди них был и начальник оперативно-разведывательного отделения штаба бригады, который должен был возглавить их высадку, поэтому должен был прыгать первым. Но он, как на грех, оказался мужчиной изрядного телосложения и застрял в люке; уж как они всем миром ни старались либо вытащить его из люка, либо пропихнуть вниз — ни в какую. Пилот прогонял вдоль побережья около получаса — результат тот же. Злосчастный толстяк тем временем потерял сознание, и было решено лететь обратно. Вытолкнуть эту пробку из люка удалось только после посадки самолета на базе. Пилот чуть не в ногах у Серплайса катался, умоляя разрешить ему сделать вторую ходку, чтобы хоть остальные парашютисты могли принять участие в историческом событии, но Серплайс разрешить этого не мог: воздушное пространство над Ла-Маншем сейчас было битком набито вылетающими и возвращающимися с боевого задания самолетами союзников. Все графики полетов были расписаны вплоть до минуты, и самолету с десантниками могло не поздоровиться, если бы он нарушил действие этого четко налаженного механизма.
Дальше — хуже. В комнату вошел бледный как смерть молодой летчик и обратился к своему командиру авиационной базы:
— Прошу прощения, сэр, — трясущимися губами выговорил он. — Я не знаю, как это объяснить, но мой буксирный канат почему-то порвался. Мы потеряли наш планер в трех милях от французского берега.
Серплайс положил руку на плечо парнишки:
— Успокойся. Я уверен, что это не твоя вина. Расскажи мне, как это произошло.
— Вся беда в том, что эти мерзавцы-синоптики опять наврали с три короба. В нашу боевую задачу входило отцепить планеры на высоте тысяча шестьсот футов. Но до высоты в восемьсот футов была сплошная облачность, луна не пробивалась через этот заслон, не видно ни зги. Я спускался как можно более плавно, стараясь выйти из облаков, но в темноте планер, видимо, потерял мой хвостовой фонарь из виду и стал неуправляемым. А когда он болтался на буксире вправо-влево, канат под действием его сумасшедшего тангажа лопнул. И мы ничем не могли ему помочь.
Быстро прикинули, что планер в тот момент находился на достаточной высоте, чтобы дотянуть до берега или, на худой конец, до мелководья. Но также было ясно и то, что материальное обеспечение, составлявшее груз планера, не достанется первой волне десанта, для которой он и предназначался для ведения самых первых боевых действий.
Вскоре появился второй пилот самолета-буксира. Та же печальная история. Низко висящая туча за несколько миль до берега, планер теряет управление, и канат лопается. Появились третий и четвертый пилоты, притихшие, с траурными выражениями на побледневших лицах. Они тоже потеряли свои планеры над морем.
Комната для инструктажа теперь битком набилась возвратившимися экипажами, подкрепляющимися чаем и горячими ячменными лепешками в ожидании своей очереди для более детального доклада офицерам по разведке. Все разговаривали вполголоса, поскольку недобрые вести уже успели распространиться и испортили всем недавно еще приподнятое настроение.
Было без четверти три утра. Грегори нечем было занять себя. В течение вечера он успел поднять немало тостов, ответить на еще большее их число и теперь чувствовал себя очень неуютно, тем более что промозглая сырость раннего утра пробирала до костей. Он сейчас с превеликим удовольствием сходил бы в столовую и привел бы себя в порядок рюмкой бренди с содовой, но высказать свое желание вслух поостерегся.
Они стояли растерянной и насупившейся недобро группкой: он, Серплайс, майор авиации Паунд, маленький валлиец-доктор и некоторые другие — и со страхом ждали новых неутешительных известий. Если все четыре планера из первой волны «макнулись», то каковы же были шансы генерала Гейла с двадцатью планерами во второй, направляющейся в тот же район? Да и не только их. На других авиационных базах происходило то же самое. Из-за каких-то недотеп-метеорологов десятки юных храбрецов, которые еще вчера поднимали тосты за победу, теперь барахтаются в холодных волнах Ла-Манша, или разбились насмерть, или потонули. Грегори с недобрым предчувствием ждал новостей.
Если генерал и основные силы воздушно-десантной дивизии были безвозвратно потеряны, следовательно, их боевая задача останется невыполненной и левый флаг британских войск будет открыт и беззащитен. Пройдет еще несколько часов, прежде чем будет высажен десант с моря, а немцам вот уже три часа как известно, где началось вторжение. Если воздушный десант не удался, немцы просто подтянут свежие части и скинут союзников в море, обрекая так тщательно подготовленный план освобождения Европы на полный провал. Для Грегори, более привыкшего действовать, чем ожидать известий, которые могут быть весьма неутешительными, это ночное бдение было особенно мучительным.
Наконец, где-то в половине пятого утра они услышали гул возвращающихся самолетов второй волны. Через четверть часа пришел первый экипаж. Все в комнате затаили дыхание и нависла грозная тишина. Все глаза устремились на вошедших, обескураженных таким неласковым приемом. Затем они доложили по команде об успешном выполнении задания. Туча поднялась, и они отпустили планеры в точно указанных местах.
Экипаж за экипажем докладывали о радостных новостях. Когда вошел в комнату Макнамара, все кинулись к нему. Он смеялся, шутил, рассказал, что посадил генерала Гейла как раз в то место, которое ему так приглянулось. Вскоре выяснилось, что из второй волны не было потеряно ни одного планера.
Дуглас Уорт, официальный военный корреспондент, вылетевший с первой волной парашютистов и давно прилетевший обратно, только и дожидался, чтобы узнать о том, как закончилась эпопея с планерами и генералом Гейлом. Он здесь находился на авиационной станции три дня, которые ему показались неделей. И теперь он предложил подвезти Грегори в Лондон в своем джипе, поскольку спешил в редакцию с оперативной корреспонденцией. Грегори с радостью согласился. Когда он тепло благодарил командира авиабазы за оказанное ему гостеприимство и всевозможное содействие, появился старший офицер по разведке и доложил, что все самолеты благополучно возвратились обратно на базу, а у экипажей нет никаких потерь. Поздравив с таким замечательным успехом Серплайса и пожав руки всем, с кем он свел знакомство за эти незабываемые дни, Грегори быстро собрал свои вещички, пошел с Уортом к его джипу. Усталость от бессонной ночи куда-то пропала, сменившись состоянием приподнятости, и они поехали солнечным утром мимо звенящих от птичьего пения живых изгородей и блестевшей на солнце глади Темзы обратно в Лондон.