Им помогали силы Тьмы
Шрифт:
И в тот же миг его надежды обратились в прах. Резкий, хриплый голос у него за спиной сказал:
— И не пытайтесь шутить, когда Хуррем будет вас обыскивать. Малейшее движение со стороны одного из вас — и я стреляю во второго.
Охваченный холодной яростью, Грегори понял, что недооценил противника. Ведь еще до ленча у него были все основания подозревать, что их заманят в ловушку, так нет же, эта еврейка рассеяла его опасения, представившись турчанкой, и он дурак, поверил ей.
Теперь не оставалось и тени сомнения в том, что она — настоящая фрау фон Альтерн и план их захвата — план западни был подготовлен и разработан задолго до появления английских разведчиков.
В последнее время активность работ на Пенемюнде настолько возросла, что нацисты, должно быть, отдавали себе отчет в том, что этот факт не может остаться без внимания со стороны союзников. Следовательно, к ним обязательно прибудет для наведения справок и выяснения всех деталей секретный агент. И для того, чтобы этот агент не появился незамеченным, они приготовили ему прекрасный прием с убедительным на первый взгляд живцом. Муж Хуррем был нацистом, и она, скорее всего, разделяла его политические амбиции; иностранка, не вызывающая у властей подозрений в связях с разведывательными службами, она служила идеальной приманкой для людей, подобных Грегори. Единственное, что от нее требовалось, — это написать то, что они ей скажут, в донесении и переправить вместе с польским офицером в Швецию.
Когда все это мгновенно пронеслось у Грегори в голове, он испытал сильное искушение все же принять бой. Гестаповцы ожидают агента, оснащенного радиопередатчиком, рассчитывают заставить его пытками выдать шифр и все сведения, которыми он располагает. А в Лондоне получат дезинформацию, и, пока передачи от его имени будут идти в эфир, оттуда не пришлют другого агента. А смысл радиограмм будет сводиться к тому, что немецкие ученые столкнулись на Пенемюнде с непредвиденными осложнениями и работы по испытаниям смертоносных ракет затягиваются на неопределенный срок, в то время как на самом деле испытания будут форсировать и ускорят гибель миллионов ни в чем не повинных людей.
Хуррем тем временем отняла у него пистолет и провела руками по туловищу, проверяя, нет ли у него еще какого-нибудь оружия, затем перешла к Купоровичу, а Грегори чуть не застонал вслух, когда его осенила еще одна мысль.
Этот человек, который передал ее донесение в посольство в Стокгольме, польский офицер или кем он там был в действительности, он ведь погиб в автомобильной катастрофе, и погиб-то уж слишком своевременно. Что-то ему уж больно знаком этот почерк: скорее всего, к этой операции приложил руку шеф отдела группенфюрер Граубер.
Грегори никогда не был трусом, но попасться так нелепо — это выше его сил. Разумеется, силки не были расставлены в расчете на него персонально, но кто-кто, а Граубер вполне мог предположить, что такое задание поручат именно ему. Теперь же, узнав о том, что он — Грегори попался на крючок, будет безмерно рад.
Попасть в застенки гестапо уже само по себе было достаточно плохо, а оказаться в руках этого безжалостного садиста — верный конец, и конец мучительный. Он представил гориллоподобную фигуру группенфюрера, вдвойне зловещую от жеманных повадок гомосексуалиста, он даже представил, каким торжеством будет гореть единственный глаз Граубера — второй Грегори ему выбил рукояткой пистолета. Он знал, что Граубер тогда поклялся, что будет убивать его медленно, собираясь растянуть свою месть англичанину на недели и месяцы.
Хуррем разоружила теперь и Купоровича, и Малаку прервал невеселые размышления Грегори:
— Теперь вы можете опустить руки и повернуться.
Когда они, воспользовавшись этим любезным приглашением, повернулись, Малаку махнул своим большим автоматическим пистолетом в сторону двух стульев:
— Присаживайтесь, господа шпионы. Ваш допрос может затянуться на неопределенное время.
Развернув одной рукой стул и не выпуская их из сектора обстрела, он уселся и, посмотрев на Грегори, продолжил:
— Ну что ж, давайте начнем с вас. Назовите свое настоящее имя.
— Мне нечего вам сказать, — отчеканил Грегори.
Малаку пожал плечами.
— Не тратьте попусту мое и ваше время. У меня есть способы заставить вас разговориться. Или, по крайней мере, ответить на все интересующие меня вопросы. Ну, скажем, вот на такой: вы когда-нибудь находились под гипнозом?
Грегори насторожился и отрицательно покачал головой.
— Плохо. Это означает, что с вами придется повозиться. Я, как вы понимаете, могу позвать слугу, он вместе с Хуррем вас свяжет и заставит держать глаза открытыми. Так я в принципе и поступлю, если вы окажете малейшее сопротивление моим намерениям. Но мне вовсе не светит провозиться с вами добрую половину ночи только затем, чтобы подчинить волю вашего разума моей воле. Нет, я предпочитаю более спокойный и эффективный вариант: вы должны не мешать Хуррем стать вашим оракулом, передающим ваши мысли и самые потаенные стремления.
Совершенно сбитый с толку, Грегори недоуменно воззрился на Хуррем, которая приблизилась, встала у него за спиной и положила обе ладони ему на лоб. Он где-то читал, что гипноз считают вполне научным методом и используют в медицине для облегчения боли пациента во время сложных и болезненных хирургических операций, но не представлял себе, чтобы Малаку, загипнотизировав третьего участника гипнотического сеанса, способен был вытянуть из него что-то против его воли, а именно это доктор, казалось, и собирался осуществить на практике. Быстро оценив в уме все «за» и «против», прикинув, что в какой-то момент, когда загадочный доктор потеряет на мгновение бдительность, этим можно будет воспользоваться, Грегори дал согласие на таинственную процедуру.
Малаку переложил тяжелый пистолет из правой руки в левую, направив дуло на англичанина, а сам сосредоточил взгляд поверх головы Грегори на лице Хуррем, затем правой рукой произвел какие-то одному ему ведомые пассы, вводя ее в транс. Спустя минуту-другую она сонным голосом произнесла:
— Вы можете продолжать, мастер. Я слилась сознанием с ним.
Переведя сосредоточенный взгляд на Грегори, доктор задал свой первый вопрос:
— Назовите свое настоящее имя.
Грегори намертво сжал губы, но в мозгу автоматически всплыла картинка с его собственноручной подписью на чеке. В ушах прозвучал негромкий и низкий по тембру голос Хуррем:
— Не очень разборчиво. Кажется, Джеффри. Нет, нет, Грегори. А фамилия… нет, как странно. Его фамилия такая же точно, как у древнеримского историка — Саллюст.
Совершенно обескураженный, Грегори рывком высвободил голову из-под ее ладоней, но в тот же миг Малаку поднял пистолет, направив его прямо в лоб Грегори, и отрывисто скомандовал:
— Не шевелиться! Помните! Я могу силой заставить вас рассказать мне то же самое.
С вздохом отчаяния англичанин откинулся на спинку стула: какой смысл сопротивляться, если в связанном состоянии он все равно не может помешать Хуррем держать ладони у него на лбу. Не разумнее ли будет сопротивляться по-другому — ни о чем не думать и не реагировать на вопросы этого странного доктора.