Имам Шамиль. Книга вторая
Шрифт:
– Сейчас узнаю. Как вас зовут, сударыня?
– Меня – Анна Гукасовна, англичанку – Эддит, – ответила девушка и добавила: – Умоляю, господин абрек, отпустите меня, мой отец вознаградит вас за это.
Казимир перевёл наибу слова пленницы. Ахвердиль-Магома ответил:
– Если за неё мне дадут всю Россию, и тогда не соглашусь, хотя бы из-за того, чтобы эта юная красавица не досталась старому гяуру, нашему кровному врагу. Я доставлю их в Дарго, пусть там Шамиль решает, как поступить.
– Извините, госпожа, сие от меня не зависит. Мой начальник обязан доставить вас к имаму Шамилю,
Девушка заплакала. Тут англичанка не выдержала:
– Невежды! Дикари! Как вы смеете? Вы, наверное, считаете более достойным, чтобы она стала супругой злодея Шамиля?
Ах, боже мой!
– Не плачьте, сударыни, наш имам женат. Коран запрещает брать в жены иноверок. Ни одну из вас он не возьмет, если бы даже вы захотели этого. И вовсе он не разбойник, а благородный человек, к тому же гораздо моложе и красивее вашего Пулло. Он, наверное, освободит вас за хороший выкуп, так что не портите свою красоту переживаниями. Адью! – вежливо сказал Казимир, кланяясь англичанке.
Когда абреки отошли, Эддит сказала Анне:
– Этот, что говорил по-русски, наверное, перебежчик, и не из простых солдат… Видела манеры, сопровождающие речь, вполне светского человека?
Узнав, что Шамиль от Назрани повернул обратно, Ахвердиль-Магома, не заезжая домой, направился в Дарго. Он доложил имаму о постигших его неудачах, а в заключение сказал:
– Клянусь Аллахом, несмотря на всё, лучшего набега я бы не желал.
– Что же хорошего, если в захваченном обозе не оказалось ни одного приличного коня, ни денег в почте, ни оружия? – удивился Шамиль.
– Зато в нём оказалась райская гурия со служанкой, за которую ты сможешь взять большой выкуп.
– Кто она? – спросил имам.
– Дочь самого богатого моздокского купца-армянина.
– Значит, соотечественница твоих предков, – улыбнувшись, сказал имам, намекая наибу на его армянское происхождение.
– Кто-бы она ни была, но это настоящий клад. Больше того, ты знаешь, чья она невеста?
– Скажи, тогда узнаю.
– Пулло, того парламентёра-генерала, которого посылал к тебе на переговоры главнокомандующий Граббе под Ахульго.
Шамиль изменился в лице. Напоминание об ахульгинском побоище вызывало в нём гнетущее чувство. Он долго сидел молча, задумавшись, затем подняв голову, сказал:
– Хвала Всевышнему! Рано или поздно он посылает возмездие злодеям.
– Не печалься, имам, горе и радость следуют чередой… Разреши ввести пленницу, хочу восторгом вытеснить грусть из твоей души, – сказал наиб.
– Введи, – ответил имам.
Шамиль буквально застыл от изумления. Он видел красивых горянок на свадьбах, любовался их пёстрыми нарядами, украшениями, но ни одна из них не могла сравниться с этой… Она казалась заоблачной, осыпанной и свежей утренней росой и сияющей снежной пыльцой, упавшей из райских чертогов. Сердце имама, которое не содрогалось в жестоких сражениях даже тогда,
Она, покорная, с грустным лицом, опустив глаза, стояла перед ним.
Наконец, уловив на себе испытующий лукавый взгляд Ахвердиль-Магомы, Шамиль встал и молча направился к выходу. Он вошёл в свою библиотеку, стал ходить по комнате, заложив руки за спину Через некоторое время, оставив пленницу в гостиной, туда вошёл наиб. Он спросил:
– Имам, куда прикажешь их поместить?
– На женскую половину, в ту комнату, где живёт тётушка Меседу.
Ахвердиль-Магома не стал задерживаться.
Имам остался недоволен самим собой. «Как это могло случиться, – думал он, – что я – мужчина, дважды женатый, познавший близость и женские ласки, вдруг оробел, потерял чувство самообладания перед какой-то иноверкой? И зачем мне нужно было смотреть на неё так долго? Не зря на Востоке женщины закрывают лица, чтоб оградить сильный пол от соблазнов».
Он взял с полки том по богословию, раскрыл, стал читать, но ещё больше расстроился, когда меж строк замелькала пленница. Отложив Коран, Шамиль опустился на колени, стал читать молитву, а перед глазами вновь застыла она, в печали склонив голову, как большая белая птица.
Шамиль поднялся, вышел из дому. Никакие дела не могли отвлечь его от мыслей о девушке…
Через несколько дней Шамилю сообщили о прибытии из Моздока посланцев купца Улаханова. Имам поручил переговорить с ним казначею Юнусу, предупредив его, чтобы он ни за какие деньги не соглашался возвратить девушку.
Юнус с помощью переводчика Казимира сказал, что имам за деньги не вернёт девушку, добавив от себя, что он, может быть, обменяет её только на своего сына Джамалуддина, выданного русским в аманаты.
Ни с чем вернулись делегаты в Моздок.
Шамиль стал ждать второго тура переговоров. Но ждал их с беспокойством. Раньше на женскую половину он почти никогда не заходил. Теперь же, особенно по вечерам, он стал чаще появляться у матери. Дверь в её комнату была рядом с застеклённой наполовину дверью помещения, где жили пленницы. Идя по темному коридору, он обязательно останавливался и, поглядев через стекло на пленницу, быстро отходил.
Анна, заметив его, бросалась к Эддит, говоря:
– Вождь смотрит, я боюсь…
– Ну что ты, милая Аннушка, успокойся, ничего он тебе не сделает, – шептала англичанка. – Ты присмотрись к нему: он красив, держится с достоинством, как благородный человек, и вовсе не похож на разбойника.
– Вы правы, Эддит, – соглашалась девушка. – Они здесь серые и убогие, но весьма воспитанные и не похожи на дикарей. А тётушка Меседу просто прелесть.
Анна была права. Меседу была готова разбиться, чтобы угодить любимому племяннику. К тому же ей было очень жалко пленниц, особенно молодую, которая часто плакала. Не зная по-русски, женщина добрыми улыбками старалась объясниться со своими несчастными гостьями. Она угадывала малейшее их желание. Не пожалела для пленниц даже куска ароматного туалетного мыла, подаренного ей когда-то на свадьбе.