Имажинали (сборник)
Шрифт:
Но посреди толпы… Наши взгляды скрестились. Девочка, лет максимум четырнадцати, шерстяной шарф и поношенные джинсы, рюкзак, кулаки в карманах. Ее сопровождала женщина, высокая и гибкая, как лиана. Они двигались вместе с потоком, но в другом темпе. Не повседневном. Не таком, как у служащих, у студентов, у тех, кто на миг задержал здесь свой шаг. Они выпадали из общего течения, из мира.
Подросток остановился. Всего на пару секунд. Я готов был поклясться, что она видела, кто я такой.
Потом женщина схватила ее за руку, чтобы пойти дальше. Девочка не сопротивлялась.
Кто-то меня толкнул, прикрикнул,
И вместе с ними ушла волна ярости.
Несколько мгновений я оставался на месте — неподвижный, окруженный обтекающей меня толпой. Который терлась о меня своими мыслями, эмоциями, историями жизни. Люди доверяли их мне, сами того не зная, одним своим присутствием. Сумма их жизней — вот пульс, который ведет меня. Ритм неусыпного мира.
Иногда я останавливаюсь в средоточии самых оживленных мест — мостов, метро, окрестностей памятников. Я прислушиваюсь к гулу и наглядно представляю то, что соединяет меня со всеми этими людьми. Я воображаю эфирные нити, не плотнее тумана, которые идут от меня и протягиваются до каждого из них. Закрываю глаза, слушаю, впитываю. Я создаю связь между ними, но они ничего об этом не знают.
Париж, магнит для всех этих одиночеств. Сколько из них здесь родилось? Сколько их пришло в поисках нового начала, чтобы что-то предать забвению и попытаться открыть себя заново? Мы пересоздаем свою личность, сеть друзей, мы начинаем с нуля. Мы погребаем прошлое под скорлупой, которая с каждым днем крепчает.
Вот почему я люблю Париж искренней любовью. Он позволяет мне встать на перекрестке всех этих жизней и мельком их соединять. Иногда я пою на ходу. Всегда в движении: вот что питает голос. Шаг за шагом, я позволяю человеческому потоку уносить себя и начинаю тихонько петь.
Большинство слышит меня, не слушая, и все же, когда они продолжают свой путь, их шаг становится легче. Бездомному бродяге, сгорбившемуся у подножия стены и невидяще смотрящему в пространство, я дарю отрывок песни вместе с адресом. История жизни, из которой он взят, чужая, но в ней горит маленький огонек надежды. Сам того не осознавая, он распрямляется еще до того, как стихает мой голос. Двум влюбленным, которые друг другу еще не признались, но надеются на ответные чувства, не решаясь в это поверить, я напеваю отрывки из их собственных историй. Они улыбаются, когда я прохожу мимо, сами не зная почему. Сегодня один из них найдет в себе смелость открыть свое сердце другому.
Я — это тот малый, который бродит посреди них и которого все слышат, не видя. Я опираюсь на пережитое одними, чтобы залечивать раны других. И заодно свои тоже. Старик говорил мне об этом умиротворении, которое охватывает нас, когда мы позволяем голосу возвыситься в нас и утишить пламя. Он рассказал мне, что есть два способа пользоваться этим голосом: уничтожать или целить. Что первый поглотит меня. Что второй заставит меня расти. Но что они были, по сути, двумя сторонами одной медали.
Еще он сказал мне, что неизбежности не существует. Что мне не обязательно сопротивляться. Когда меня питают их истории, а я предлагаю им в обмен песню, я чувствую в душе спокойствие. В пятнадцать лет я даже не верил, что такое возможно.
Наима
Я его не
Париж, я всегда раньше о нем мечтала. В книгах или кинофильмах это такое место, где ты правда можешь кем-то стать, сделать что-нибудь такое со своей жизнью. Приключения, они редко случаются в богом забытых захолустьях.
Когда я была маленькая, брат подарил мне пластиковую Эйфелеву башню. Он привез ее из поездки с классом. Я поставила ее на полку, как талисман. Вечерами я смотрела на нее и обещала себе, что однажды приеду сюда.
Я захватила ее с собой в рюкзаке, когда сбегала из отцовского дома. Она напоминает мне о брате и всех тех мечтах, которые ко мне приходили в моей спальне. Задним числом я их нахожу немножко дурацкими. Но мне бы очень хотелось пойти и посмотреть на Башню в живую. Брат говорил мне, что они всем классом поднимались на нее и видели весь Париж. Чувствуешь себя птицей, которая странствует где угодно, и никакие стены ее не сдерживают.
Но Асма не хочет меня отпускать. Не думаю, что она понимает, почему меня так туда тянет.
— Мы пришли сюда, потому что именно тут интереснее всего, — сказала она мне. — И больше мест, где можно спрятаться. Здесь мы будем королевами. Послушай, как поет для нас город.
В Париже пульс супер-сильный. Это первое, что меня поразило, когда мы выбрались сюда. Вибрация мира, словно каждое здание, каждая улица, каждый парк шептали мне на ухо. Париж течет по моим венам. Париж поет под моей кожей. Я не уверена, то ли я себя чувствую супер-могучей, то ли немного всем этим раздавленной. Все эти люди, эти скрещивающиеся потоки, я чувствую, как они вибрируют в моих косточках. И от этого у меня голова кружится.
А потом, тут Сена. Это просто старая грязная река, совсем не такая величественная, как я себе представляла. Если не считать, что она излучает невероятную энергию. Ощущение великого спокойствия, силы, как будто вода говорила со мной. Я чувствую это каждый раз, когда к ней приближаюсь. Что мне пока что больше нравится — это приходить на мосты. Я останавливаюсь посередине, разглядываю город вокруг, вижу, как проходят мимо люди, и чувствую, как все эти потоки идут сквозь меня. Когда я стою возле Сены, все люди становятся моей частью.
От Асмы, наоборот, от самой при контакте с толпой исходит что-то, и такое, что меня немного пугает. Она становится еще напряженнее, чем обычно. Раз, когда мы шли по мосту, она остановила меня и тихо мне сказала:
— Погляди на них, на всех этих муравьев. Как следует погляди на них и напомни себе, что ты в сто раз их сильнее. Город говорит для тебя, с тобой. Они не умеют слушать. Они ходят по миру туда-сюда каждый день, не понимая происходящего. Но ты — как я, — ты будешь не такой.
Я всегда делаю вид, что соглашаюсь, но на самом деле я не знаю. Иногда я задаю себе вопрос, чувствую ли себя действительно изменившейся. У меня ощущение, что я уже несколько месяцев как удрала из отцова дома; а ведь прошло меньше недели. Все должны гадать, куда я делась.