Имена любви

Цветков Алексей

«когда в густом саду когда в тенистом…»

когда в густом саду когда в тенистом я вызывал тебя условным свистом сойти к реке где нам луна светла когда к утру мы первых птиц кормили я ни на миг не сомневался в мире что он таков как есть что он всегда как мы играли там в эдеме дети нам верилось существовать на свете он состоял из лета и весны какие липы нам цвели ночами и каждый знал что завтра нет печали наступит день где мы опять верны теперь река за плесом половины уходит в рукава и горловины слепые липы угнаны в пургу мир

выстоял но уцелел не очень дороже прежнего но так непрочен он весь река а мы на берегу там на холме все светит в сад веранда я посвищу тебе моя миранда до первых зорь пройдем в последний раз где тени прежних птиц над нами грустно и на глазах прокладывает русло прекрасный новый мир уже без нас

«когда пора мастерить кофе или яйца…»

когда пора мастерить кофе или яйца всмятку а в ванной пульсирует дробь из крана в дверь вопросительно постучат сгибом пальца чуткой костью хотя звонок дециметр вправо назад в постель изловчиться что только встанешь с кем еще натощак когда во рту ни слова с тыльной стороны сна день распростерт как залежь небольшой тишины но черт стучатся снова рассчитайся попарно вот который в душе тупо тычет в ухо щетку щурится слепо может туда и спишь а просыпаться лучше строго обратным курсом по абсциссе влево вокруг океаны сна тут только каюта суша мерещилась дань глупому поверью с какой стати идти и открывать кому-то там кроме страшных рыб нет никого за дверью мешает муляж окна дырки в снежной вате чья ты кукла забытая на зимней даче допустим и правда стучат войдут и нате все рассядутся и что с ними делать дальше трудно что ли склеить остовом рыбьи кости вот их обтянули кожей налили кровью а те решили что существуют и в гости не стучите вас никого нет не открою

Бортовой журнал

I

подобно пифагорову бедру в парилке где попутала харизма стальные слитки выпали в бреду из бережно живого организма тот кто летит пока пунктирно цел но в паузах сквозит как древний гений лицо его луны светло как мел сталь вниз влечет но вверх вздымает гелий скрипи нейлоновое полотно гроза и небо в голове громадно ни взгляда вниз там на земле пятно там кровь аэронавта

II

сегодня вахтенный инспектор звезд вершитель абсолютного полета а чуть вчера не менее чем хвост бригадой теребили из болота пусть пряжками определят ремни дыру меридианам где съезжаться едва верньер такому поверни и горизонт шипя пошел снижаться чу кычет в ночь снаряд из полотна где вон какие ястребы ристали кисть из запястья брызжет холодна из гелия и стали

III

весь горний ум космический полип любитель тайн в слоях фольги и ваты шумел как миленький когда погиб но в радиусе кляксы маловаты вот если мозгу голова вредна или бокам топленая лежанка другие не настанут времена но прежние здесь уважать не жалко брать крайнюю и в мертвую петлю кем в устье ног ей приспособлен листик здесь отвинтить gluteus на лету лови античный мистик

IV

весь компас вверх а в сторону нигде пусть небо врозь на четверть радиана там дева тверди в кварцевой воде двуного спит откинув одеяла краса небес всей радости жена мир дар тебе в нейлоновой авоське он выстрелен как жернов из жерла прав хайдеггер в парилке на помосте уже дрожат форсунки на борту они умрут но не погаснет разум гвоздями истекая в темноту и благородным газом

V

раз в животе у прежних дев поет всех поколений точная рассада все вспоминай пиши пока пилот как с гравия нас вечно вверх бросало жизнь сведена к последнему звену здесь на излете сталь а плоть прекрасна и в горле речь и эта кровь внизу твоя что человеку не напрасна он лепетал из плена до сих пор вбивай урок в пустую память чью-то свети слепому огненный прибор плыви ночное чудо

«когда философ кант родился резвым крошкой…»

когда философ кант родился резвым крошкой он умер в свой черед но вот светясь из тьмы старинной поводя нейзильберовой ложкой он ест немецкий суп и снова весь как мы защитник против тех кто поступает грубо которому подлог и кража не в чести он говорит не лги не сотвори прелюбо кто станет спорить с ним как нам себя вести нас плохо держит жизнь нам старость не в науку но если честен кто сомненья проглотив такому сквозь века протягивает руку категорический как рубль императив вот только скоро смерть а жизнь полна вопросов в ней вор и хулиган открыто верх берет хотя бы ты и дух ответь ему философ как надо поступить чтоб шла мораль вперед слагая свой трактат ты думал о герое герои мы не все а совесть только тень он умер и молчит ему несут второе все ложкой шевелит и светится как день но верится что вдруг есть компас или карта взять азимут с утра и по стопам твоим пройти в хрустальный мир иммануила канта где мы честны и зря прелюбо не творим пробраться по черте магнитного прибора где солнце совести всегда горит слепя там с подлинным верна вся правда и природа а жизнь простая вещь к себе и от себя

Диалог Христа и грешной Души

mementote peccatores…

ХРИСТОС

что душа человека стоишь у врат рая знать тебя тело отправило умирая сладок плод праведной жизни в канун кончины только злодею для восторга нет причины век твой никак не тайна все учтено в смете рассказывай душа как ты жила на свете точно ли ты из тех кому спасенья ищем жарко ли молилась подавала ли нищим почитала ли родных храмы и престолы достойно ли блюла заповеди христовы вижу чело твое омрачается гневом отринь хоть в судный час гордыню перед небом милостив отец мой к падшим кто смирен духом обратись внутрь очами пронзи сердце слухом ответь господу твоему зачем грешила

ДУША

поступала и жила как сама решила если твой закон зуб за зуб око за око значит зря старались ренессанс и барокко как могла пересекла вброд юдоль икоты спросить напоследок господи или кто ты ты ли это просил милости а не жертвы так не суди меня по скрижалям из жести этот рай могу принять в дар но не в награду или кричи приказ ангельскому отряду низвергнуть меня вместе со свиньями в бездну пропиши тьму кромешную где я исчезну поскольку не верю в реальность нашей встречи все равно я не сущность а фигура речи скулить peccavi domine и все такое предоставь прислуге меня оставь в покое