Имена
Шрифт:
— Так позвоните, — сказал он.
— Не могли бы вы позвонить за меня? Не Андреасу. Кому-нибудь из отдела продаж или из начальства.
Он закончил свои дела у писсуара и медленно повернулся ко мне. Я уперся взглядом в голую стену перед собой.
— Это еще зачем? — спросил он.
— Мне хотелось бы знать, почему он уволился, где теперь будет работать. Если он не ищет новой работы, я хотел бы знать, почему. А еще мне интересно, намерен ли он остаться в Афинах. — Я помедлил, держа руки под струей. — Это может оказаться важным.
— А где работаете вы? — спросил Хардеман.
— Дэвид
— А он знает?
— Конечно, знает. Слушайте, я не могу углубляться в детали. Скажу вам одно: возможно, у Андреаса есть приработок. Возможно, он связан не только с бременской фирмой по производству охладительных систем.
— Андреас был для фирмы ценным сотрудником. Почему я должен заниматься несанкционированными проверками? Мы работали в одной организации. И если он решил уйти, потом он может точно так же решить вернуться.
— Что вы о нем знаете такого, чего нет в его личном деле? Неважно, что. Хоть что-нибудь.
— Если кто-то и вызывает у меня сомнения, это отнюдь не он.
— Очень смешно.
— Я не шучу. Да, Дэвид говорил о страховке от политических потрясений. Еще он упоминал о кодированных телексах, которые он иногда отправляет вам в расшифрованном виде, и я сказал ему, что считаю это неразумным, каким бы ни было их содержание и как бы давно вы с ним ни дружили. Я могу ничего не знать о личной жизни Андреаса и его политической активности, но я знаю фирму, в которой он работал последние три или четыре года. А что я знаю о вас?
Что я мог ему ответить — мы-де братья-американцы? Уставившись в стену, полоща руки в воде, я чувствовал себя дураком. В этих попытках раздобыть нужные сведения я преуспел меньше самого глупого сыщика-любителя, потому что это была чисто любительская тактика: стараться выведать что-нибудь в сортире, спрашивая невзначай. А я не умел даже спрашивать невзначай.
Он ждал своей очереди помыть руки.
Известие о том, что Андреас не собирается ехать в Лондон, разбудило во мне смутное полуосознанное беспокойство, от которого я не мог избавиться еще несколько дней. Возможно, его заявление об отъезде было неуклюжим способом развязаться с Энн, отделить себя от нее воображаемым расстоянием. Возможно, главная роль в этой истории принадлежала ей. Все это было частью того, о чем я говорил Энн не так давно (и что ее только позабавило), — той самой эмоциональной вовлеченности в происходящее. Мир здесь, мир находится там, где я хочу.
— Мы думали сегодня не засиживаться, — напомнила Линдзи.
Хардеман заказал еще выпить. Описал нам дом, который снял в Мейфере [28] . Он говорил медленно, но очень четко, старательно контролируя свою речь, и его фразы начали обрастать сложными цепочками подчиненных конструкций — грамматика в чистом виде. Пьян.
В машине Дэвида мы с Хардеманом очутились на заднем сиденье. Не проехали и двух кварталов, как он погрузился в сон. Будто отказал какой-то заводной механизм. Остановившись на красный свет, Дэвид взглянул на меня в зеркальце.
28
Мейфер —
— Есть идея. Ты готов выслушать? Потому что это одна из немногих гениальных идей, которые у меня были за всю жизнь. Если не самая гениальная. Она пришла мне в голову за ужином, когда я смотрел, сколько он пьет. И меня осенило. Причем мозг до сих пор работает, даже сейчас, пока мы стоим на светофоре. И мне кажется, дело может выгореть, если у нас хватит ловкости, если мы по-настоящему захотим его провернуть.
— Ловкости у нас хватит, — сказала Линдзи, — но мы не захотим его провернуть.
Идея заключалась в том, чтобы отправить Хардемана на самолете в какой-нибудь отдаленный город. Был, например, рейс в Тегеран — отправление в 3.50, компания «КЛМ». Для посадки в самолет виза не нужна. Она понадобится ему только потом, после прибытия, чтобы выйти из аэропорта. А это уже не наша забота, сказал Дэвид. Главное — куда-нибудь его отправить. Для этого нужен паспорт, который наверняка у него с собой, и билет, который Дэвид купит на одну из своих кредитных карточек.
Мы проехали мой дом. Через минуту-другую — их. Линдзи упорно смотрела в окошко со своей стороны.
— Купим билет, — говорил Дэвид, — потом вернемся к машине, поставим его на ноги и поведем под руки в аэропорт. Билет ему возьмем в салон для некурящих — проспится, спасибо скажет, — а потом перед нами встанет самая главная проблема: как пропихнуть его через паспортный контроль.
Линдзи начала осторожно посмеиваться.
— К тому времени он, должно быть, наполовину очухается. Ходить будет, думать — нет. Если мы вложим ему в руки билет, паспорт и посадочный талон, он наверняка проскочит контролера на автопилоте. Но что потом? Мы ведь не можем пройти за ним через паспортный контроль. Вряд ли стоит рассчитывать, что он посмотрит на свой талон и автоматически определит нужный выход.
Я сказал ему, что есть простое решение. Мы ехали по дороге к аэропорту, делая сто километров в час, и он мельком взглянул на меня в зеркальце, проверяя, насколько я серьезен.
— Элементарно, — сказал я. — Все, что нам надо сделать, — это купить два билета. Один из нас проведет его через все препятствия и усадит в самолет на нужное место.
Линдзи сочла это очень забавным. Дело и впрямь могло выгореть. В ее хрипловатом смехе зазвучало легкое удивление: похоже, она впервые осознала, что способна поддержать нашу хулиганскую инициативу.
— Потом тот, кто отправится с ним, просто развернется и пойдет назад в автобус, который подвозит пассажиров. Прикинется, что ему стало плохо. Билет можно сдать, так что мы не потеряем ни цента.
— Точно, точно, — прошептал Дэвид.
Конечно, я ни минуты не верил, что наш замысел удастся осуществить. Он был слишком смел, слишком грандиозен. Вдобавок, я не знал, прав ли Дэвид насчет визы, хотя сам летал с ней тысячу раз. Мне казалось, что визу проверяют у стойки, прежде чем выдать посадочный талон. Но Дэвид ехал вперед, говорил не умолкая, и Линдзи стала оседать в своем кресле, будто надеясь скрыться оттого пугающего, что нам предстояло. Тегеран. Они подумают, что он прилетел помогать заложникам.