Имею скафандр - готов путешествовать
Шрифт:
— Как же мы полетим? На этот раз меня охраняли очень тщательно. (Я не буду больше воспроизводить ее чириканья нотами, все равно я их толком не помню).
Крошка с энтузиазмом рассказала ей о скафандрах, а я стоял как болван и слушал, а мой живот медленно леденел. То, что раньше было всего лишь вопросом применения силы для убеждения Крошки, превратилось сейчас в неразрешимую дилемму. Теперь я ни за что не ушел бы без Мэмми, как ни за что не ушел бы без Крошки…
Но у нас было всего лишь два скафандра. Да будь их хоть три, наш земной скафандр сгодился бы ей не больше, чем змее
Мэмми мягко напомнила, что ее скафандр уничтожен. И начался поединок. Очень странный поединок — между мягкой, деликатной, любящей, разумной и непреклонной Мэмми, с одной стороны, и Крошкой, развернувшейся на всю катушку в роли вопящей, капризной, ужасной девчонки, с другой стороны. Я же просто стоял рядом жалким зрителем, не имея возможности даже быть арбитром.
Поняв ситуацию, Мэмми сразу же пришла к неизбежному выводу. Поскольку идти ей было не в чем, да и вряд ли она сумела бы уйти так далеко даже в своем скафандре, единственным выходом для нее было остаться здесь, а нам немедленно уходить. Если мы дойдем, то, возможно, сумеем убедить своих, что опасность со стороны Червелицего и K° действительно существует, а в таком случае, ее, может быть, удастся спасти, что было бы мило, но вряд ли станет основной целью операции.
Крошка наотрез отказалась даже выслушивать какой бы то ни было план, предусматривающий расставание с Мэмми. Если Мэмми останется, то и она с места не сойдет.
— Кип! Ты пойдешь за помощью! Торопись! А я останусь здесь!
— Ты же знаешь, что это невозможно, Крошка.
— Ты должен. Обязан! Ты пойдешь! А если нет, то я… я больше с тобой не разговариваю!
— Если я пойду, то сам перестану с тобой разговаривать. Нет, Крошка, пойдешь ты.
— Ни за что!
— Да заткнись ты хоть для разнообразия! Пойдешь как миленькая, а я останусь здесь охранять вход и сдерживать противника, пока ты не вернешься с подмогой. Только поторопи их.
— Я… — она заплакала, и вид у нее стал донельзя расстроенный и обескураженный. Потом она бросилась к Мэмми, всхлипывая: — Вы меня совсем больше не любите!
Что показывает, насколько она утратила способность мыслить логически. Мэмми запела ей что-то ласковое, а я подумал, что последние наши шансы на спасение убывают по мере того, как мы продолжаем спорить. В любое мгновение мог вернуться Червелицый, и, хотя я и надеялся успеть уложить его, когда он сунется в корабль, он почти наверняка будет не один, и мне не устоять. Так или иначе, нам не уйти.
И наконец я сказал:
— Вот что, мы уйдем все вместе.
Крошка до того удивилась, что даже плакать перестала.
— Но как?
— Как, Кип? — пропела Мэмми.
— Я вам сейчас покажу, как. За мной. Мы ринулись к скафандрам. В одной руке Крошка несла мадам Помпадур, другой поддерживала Мэмми.
Ларс Эклунд, монтажник, первый хозяин «Оскара», если верить журналу, весил, должно быть, фунтов двести. Чтобы «Оскар» плотно облегал меня, мне пришлось его изрядно затянуть. Перешивать и подгонять его по фигуре я не стал, чтобы не нарушить герметичность. Длина рук и ног была в порядке, подгонять пришлось только живот. Так что места найдется достаточно и для Мэмми, и для меня.
Я объяснил, Крошка
— Ладно, Крошка, лезь в скафандр живо! — Я побежал за носками. Вернувшись, я проверил датчики ее шлема. Надо добавить тебе воздуха. Твой запас наполовину израсходован.
И здесь я попал в тупик. Запасные баллоны, найденные у этих вурдалаков, были на резьбе, как и мои. Но баллоны на скафандре Крошки были со штырями, которые следовало вставлять в клапан. Вполне подходит для туристов, которых без няньки и на шаг не отпустят и которые при необходимости сменить баллоны перепугаются до смерти, если их не заменят молниеносно, но для серьезной работы не годятся.
В моей мастерской я бы соорудил переходник минут за двадцать. Здесь же, без инструментов, это было почти невозможно, а для Крошки все равно, есть у нас эти баллоны или нет. С таким же успехом они могли быть и на земле.
Впервые за все время я подумал всерьез о том, чтобы оставить их здесь, а самому поскорее броситься за помощью. Но вслух об этом ничего не сказал. Я решил, что Крошка предпочтет погибнуть в пути, чем снова попасть в Его руки, и я был бы с ней полностью согласен;
— Малыш, — сказал я медленно, — воздуха у тебя немного. Вряд ли хватит на сорок миль.
Помимо шкалы давления ее индикатор имел и шкалу времени. Стрелка показывала, что воздуха осталось меньше чем на пять часов. Сможет ли Крошка бежать рысью, как лошадь? Даже в условиях лунного тяготения? Вряд ли.
Она тоскливо посмотрела на меня.
— Этот объем рассчитан на взрослых. А я маленькая — меньше расходую воздуха.
— Постарайся не расходовать его быстрее, чем нужно.
— Постараюсь.
Я начал застегивать ей рукава, но она вскрикнула:
— Ой, забыла!
— Что такое?
— Забыла мадам Помпадур. Дай ее мне, пожалуйста. Она здесь, на полу, у меня под ногами.
Я поднял эту идиотскую куклу и дал ей.
— А она сколько воздуха израсходует?
У Крошки вдруг появились ямочки на щеках.
— Я велю ей не дышать, — и она сунула куклу за пазуху.
Затянув ее скафандр, я залез в свой и сел в нем на корточки, не застегиваясь. Мэмми вползла мне на спину и свернулась клубочком, напевая что-то ласковое. С ней было так хорошо, что я и сотню миль прошагал бы ради того, чтобы избавить их обеих от опасности.
Застегнуть мой скафандр оказалось делом нелегким, потому что надо было сначала распустить, а потом подтянуть лямки, чтоб Мэмми было удобно, но и у Крошки, и у меня руки уже были в перчатках. С трудом, но все же справились. Для запасных баллонов я сделал веревочную петлю и повесил их на шею. С ними, да с Мэмми за плечами, да с «Оскаром» я весил где-то около пятидесяти фунтов при лунном притяжении и впервые стал уверенно ступать.
Вынув нож из крючка, которым я заклинил дверь, я прицепил его к поясу «Оскара» возле нейлоновой веревки и геологического молотка. Затем мы вошли в шлюз и закрыли внутреннюю дверь. Я не знал, как выпустить воздух наружу, но мне подсказала Крошка.