Иммануил Великовский
Шрифт:
Вот, оказывается в чем дело! Вот она — причина яростных организованных атак представителей ортодоксальной науки.
В статье в «Гарвард кримсон» подчеркивалось, что, отвечая на вопросы о событиях последних нескольких месяцев, Великовский говорил только о давлении и преследовании, но категорически отказывался назвать имена. Суммируя деятельность его врагов, Великовский сказал: «Безотносительно к тому, кто это совершает, несомненное зло — стараться подавить книгу. Во-вторых, несомненное зло — делать это подпольным образом. В-третьих, что еще хуже, несомненное зло — делать это, не читая книги.
И, наконец, сделав все это, несомненное зло — не признавать этого».
В том самом номере «Гарвард кримсон» опубликовала следующее заявление:
«Утверждение, что книга д-ра Великовского подавлялась, всего лишь рекламный трюк.
Так же, как и в случае запрещения книги в Бостоне, это улучшает ее продажу.
Предпринималось несколько попыток связать действие, препятствующее публикации этой книги, с какой-то организацией или с Гарвардской университетской обсерваторией. Это абсолютно не соответствует истине.
Харлоу Шапли.»
Логика гарвардского профессора невольно заставляет обратиться к примеру из еврейской классики. Когда женщина пожаловалась на соседку, возвратившую ей треснувший горшок взамен целого, соседка представила три возражения: во-первых, я не одалживала у нее горшок, во-вторых, я его отдала целым, в-третьих, он был разбитый, когда я его одолжила.
Во-первых, заявляет профессор Шапли, никакого подавления книги не было, это рекламный трюк. Во-вторых, Гарвардская обсерватория не имеет никакого отношения к действиям, связанным с подавлением книги. Для полноты сравнения не хватает еще одного заявления Шапли — о том, что он способствовал публикации книги.
«Гарвард кримсон» еще раз упоминает уже известный факт: Великовский отказывался назвать имена своих врагов. Почему?
«Хотя я становился все более озабоченным большим ущербом для моей книги и для меня лично, я хранил молчание по двум причинам, — так объяснит Великовский через несколько лет причину своего поведения. — Я хотел обсуждения книги на научной основе; хотел простить ущемлявших мое достоинство, не называя их имен, в надежде, что их эмоции улягутся, и они вернутся к конструктивному анализу книги. Мне также хотелось сохранить доброе имя науки во мнении публики, несмотря на то, что я подвергался незаслуженному избиению; я был готов расстаться с положением автора бестселлера, чтобы спокойно продвигаться, работая над будущими томами, относящимися к астрономическим, геологическим и историческим аспектам моей теории. Я считал себя одним из группы ученых, которые служат человечеству преданностью науке. Я хотел, чтоб утихла неистовая ярость, чтобы моя книга и моя теория могли найти беспристрастное отношение и были проверены в тех областях, в которых я предложил проверку».
Великовский отказался дать материал и назвать имена, когда к нему пришел один из редакторов «Сэтердей ивнинг пост» — Фредерик Нельсон. Тем не менее, 18 ноября 1950 года в этой газете появилась статья, озаглавленная «Сумасшедший сезон 1950 года выглядит необыкновенно сумасшедшим». Объясняя причины «дела Великовского», газета обратила внимание на то, что «…он пишет лучше большинства ученых и в его книге представлена теория астрономической активности, которая в значительной мере отличается от ортодоксальных теорий». «Даже сумасшедший сезон не может извинить ученых, сжигающих книги. После всего, именно они всегда являются жертвами такой нетерпимости».
34. «ОТВЕТ МОИМ КРИТИКАМ»
В начале ноября 1950 года Великовский подписал договор с «Даблдей и K°» на издание книги «Века в хаосе». В «Мирах в столкновениях» он ссылался на первые главы этой книги. Из ссылки было ясно, что ученый мир, на сей раз историков, ждет очередная «бомба». У ортодоксов-историков оснований встревожиться было не меньше, чем у астрономов. И вот Американское ориенталистское общество мобилизует своего казначея-секретаря доктора Стефенса для подготовки письма одному из уважаемых членов этого общества Джону О'Нейлу с просьбой предотвратить публикацию книги.
О'Нейл дорожил званием члена этого общества. Больше того, он гордился им. Вместе с тем, О'Нейл был одним из первых, кто разглядел в Великовском ученого необыкновенной величины. Он был первым, кто опубликовал обзор о Великовском и его теории. Неужели ориенталисты могли предположить, что, он как член их корпорации запятнает свои руки преследованием великого ученого, дружба, даже знакомство с которым ценнее звания члена любого научного общества? Что ж, придется объяснить им.
В большом письме Стефенсу он, в частности, писал:
«…мистер Шапли начал кампанию осмеяния и подавления книги так скверно, как никогда ничего подобно оскверняющего не было в американской науке и ученом мире.
Атака началась прежде, чем он прочитал даже первую книгу» (О'Нейл в этом же письме указывает, что «Миры в столкновениях» содержат только 20 % тезисов Великовского).
«Мистер Шапли побудил сотрудников обсерватории писать мне письма, принуждающие к отходу от поддержки книги и солидаризации с усилиями, которые приведут к ее подавлению. Подобные письма получили и многие другие. Он понуждал астрономов различных обсерваторий писать такие же письма…»
«Я предложил моей газете обозрение о книге и написал бы хорошо сбалансированную статью, представляющую все „за“ и „против“. Предложение отвергли на том основании, что я желал избежать позорных предубеждений части обозревателей…
Написать обозрение на книгу предложили д-ру Струве из Еркской обсерватории, и его обозрение было опубликовано. Д-р Струве по повелению д-ра Шапли предварительно написал мне, требуя отступить от поддержки и помочь в подавлении книги! Это обозрение не было достойно человека его высокого интеллектуального статуса, оно лишь содержало насмешку в сочетании с другими „перлами“, излучаемыми группой Шапли…»
«Эта кампания д-ра Шапли разрушает мое представление о свободе слова, об основах американской демократии и об этичном поведении».
Этим не закончилось объяснение, что такое этичное поведение. Вскоре, в ноябре 1950 года, в знак протеста против преследований Великовского О'Нейл вышел из Американского ориенталистского общества. Не многие поступили подобным образом…
Великовского обвиняли во многих грехах. Особенно в том, что источником его идеи стало… Священное писание. Грех усугублялся многократным цитированием Библии.