Иммануил Великовский
Шрифт:
Великовский с удовлетворением прочитал этот доклад. Он живо представил себе, как должны были отреагировать на него присутствовавшие на заседании Шапли и Струве.
Однако все это выходило за пределы его повседневных забот. Главной из них была работа над «Веками в хаосе» — книгой, которую предстояло опубликовать.
Были радости и горести, не имевшие отношения к работе. Из Израиля приходили добрые письма от Шуламит. Рут вышла замуж и уехала с мужем в Калифорнию.
Немногочисленные пациенты, число которых Великовский по-прежнему жестко лимитировал, стали источником дополнительной, не публикуемой в газетах информации о том,
Десять лет скромной, а иногда — более чем скромной жизни. Тяжелый, мало вознаграждаемый труд. Отсутствие возможности сделать обеспеченной жизнь семьи.
Но ни единого слова, ни единого намека, ни единого осуждающего взгляда со стороны Элишевы. Только понимание и поощрение. Мог бы он осуществить все то, что сделал, не будь у него такой жены?
На фоне абстракции и вакханалии, учиненной группой ученых, на фоне грязной истории с издательством «Макмиллан» объявление «Миров в столкновениях» национальным бестселлером номер один явилось для Великовского в какой-то мере утешением, но, увы, не компенсацией. И даже появившиеся деньги имели для него ценность только потому, что можно было доставить радость Элишеве, подарив ей вещи, которых она была лишена.
Еще в конце зимы норковая шуба стала первым подарком, купленным на гонорар, полученный от издательства «Макмиллан». Шуба действительно понравилась Элишеве.
Но она сумела внушить Иммануилу, что жизнь и без материальных благ ей вовсе не в тягость. Конечно, в ветреную и промозглую нью-йоркскую зиму норковая шуба предпочтительнее скромного пальто, но только потому, что хорошему нет предела.
Можно перезимовать и в пальто.
Великовский оценил такт и юмор Элишевы не только как любящий муж. Он уловил подавленные, глубоко запрятанные желания.
Но второй подарок!.. Прекрасная скрипка Амати. Элишева не могла оторваться от нее. Она даже не пыталась скрыть своего восторга. А Иммануилу это доставило еще большую радость.
Утром 20 июня 1950 года Великовскому позвонила сотрудница компании «Макмиллан» и, попросив не упоминать ее имени, сообщила, что Джеймс Путнэм уволен с работы.
Люди подавлены. Уволен редактор книги, ставшей национальным бестселлером номер один, человек, вся жизнь которого была связана с компанией «Макмиллан» и принадлежала ей.
Великовский не мог поверить услышанному. Тут же он позвонил Путнэму и убедился в достоверности печальной вести. Путнэм пытался скрыть свою подавленность, но Великовский отлично понимал, что чувствует этот добрый и благородный человек.
Вечером того же дня Великовский позвонил Гордону Этвотеру. Трубку сняла миссис Этвотер. Она сказала, что муж уехал на Бермуды, где он участвует в гонках яхт.
Великовский сообщил ей, что завтра состоится созванная им пресс-конференция, на которой он расскажет об увольнении Путнэма. Ему хотелось бы также рассказать об обстоятельствах увольнения ее мужа. Миссис Этвотер настоятельно попросила не упоминать об этом.
Пресс-конференция состоялась на следующий день. Великовский рассказал, почему и как он сменил издательство, рассказал о разговоре с Бреттом и об увольнении Путнэма. В четверг, 22 июня 1950 года «Геральд трибюн» и несколько других газет опубликовали статьи о пресс-конференции.
В компании преследования Великовского участвовало незначительное число представителей американской науки. Но это были громогласные, кричащие представители. Большинство молчало — либо не сформулировав своего мнения, либо не желая высказать его: ни «за», ни «против». Были и другие. Их не интересовала буря, поднявшаяся вокруг книги и ее автора. Они знали, как прокладываются пути в науке. Их реакция была известна Великовскому и нескольким его друзьям. Примером такой реакции стало письмо профессора Роберта Пфейфера Великовскому:
«Позвольте мне, прежде всего, поздравить вас, не с тем, разумеется, что ваша книга стала „мчащимся бестселлером“, а с великолепными качествами содержания и формы этой книги. Я читал ее, полный восторга, впитывая содержание, подхваченный космической драмой, которую вы развернули передо мной. Я был изумлен глубиной и широтой вашей эрудиции, равной которой я не встречал нигде, за исключением, возможно, „Упадка Запада“ О. Спенсера»…
Письмо Пфейфера согрело Великовского в трудную пору. Но Пфейфера можно было заподозрить в пристрастности: он был другом. К тому же Пфейфер — не астроном, и в исторических доказательствах, приведенных в «Мирах в столкновениях», он, конечна, не нашел противоречий. Но можно ли было обвинить в пристрастности профессора Вальтера Адамса?
Еще летом 1946 года, после неудачной попытки получить поддержку у Шапли, Великовский запросил у Адамса, директора Паламарской и Уилсоновской обсерваторий, информацию об атмосфере Венеры. И получил от того ответ, что никаких данных о содержании углеводородов в атмосфере этой планеты нет. В конце весны 1950 года, когда уже бушевала вакханалия, учиненная Гарвардской обсерваторией и последовавшими за ней астрономами, Великовский послал профессору Адамсу экземпляр своей книги, приложив короткое письмо. В ответ в июле 1950 года он получил от профессора Адамса большое письмо. Адамс в частности писал:
«Прочитав вашу книгу, я определенно не согласен с критиками, о которых вы пишете.
Книга произвела на меня сложное впечатление. В вводных главах, я думаю, вы честно и разумно привели сведения, относящиеся к происхождению Солнечной системы.
Астрономы просто еще не знают ответов на эти вопросы, хотя наблюдается некоторый прогресс, так как время от времени предлагаются гипотезы, подлежащие обсуждению и критике.
Вы должны были потратить невероятную уйму времени и усилий, чтобы сопоставить массу мифов, преданий, надписей и цитат. Я убежден, что вы оказали действительную услугу ученым и публике, скомплектовав воедино материал, который мало доступен и требует исследовательской работы, чтобы быть обнаруженным. С другой стороны, я не могу избавиться от ощущения, что вы переоценили этот материал, как доказательство».
Адамс писал, что примитивные народы в маленьких странах, лишенные контакта с окружающим миром, как маленькие дети, могли воспринимать и реагировать на извержения вулканов, землетрясения и т. д. Жители Помпеи, вероятно, думали, что настал конец света. Ссылка на то, что примитивные люди не видели Венеру, хотя и интересна, но всего лишь негативное свидетельство. Адамсу легче поверить в то, что по какой-то неизвестной причине Венера не была причислена к планетам, чем вовсе не существовала. Естественно, что в письме профессора Адамса критика и дальше велась с позиций современной астрономии, хотя именно из обсерваторий, директором которых он был, шесть недель назад вышла работа о коллизиях между звездами и даже галактиками.