Император деревни Гадюкино

Донцова Дарья

– Вообще-то такие вопросы – прерогатива обитательницы моря, – возразила я.

– Есть очень узкий круг людей, к которым сама золотая рыбка обращается с просьбами. Собственно говоря, нас двое во всей вселенной, – откусывая от вафельного стаканчика, объявил Максим.

– Один из волшебников, надо полагать, ты, а кто второй? – злясь на себя за глупую беседу, спросила я.

– Джинн из лампы, приятель Аладдина, – не задумываясь, ответил наглец, – ну, заказывай. Хотя давай я угадаю: тебе нужен мешок бабок на белом «Бентли».

Я вспомнила

разговор о женихе, искать которого меня отправили на «Виллу Белла», и рассмеялась.

– Красивый, ласковый, добрый, замечательный, богатый, неженатый, без детей и родителей, олигарх на ярко-оранжевом «Порше»-кабриолете не нужен. Мне требуется исчерпывающая справка на мужчину по имени Леонид Факир, подробности о смерти Константина Львовича Пронькина и любая информация о рок-певце по кличке Малыш.

– Зачем? – проявил неуместное любопытство Максим.

– Лучше я обращусь к джинну, – вздохнула я, – тот исполняет желания, не задавая лишних вопросов.

– Люди добрые, подайте, сколько не жалко, ветерану всех чеченских войн, – заученным речитативом завел тенорок.

Вдоль скамеек, стоявших по периметру площади, ехал в инвалидной коляске человек в камуфляже. Люди не спешили расставаться с рублями, солдат подрулил к нам, и мне стало понятно: мошеннику едва исполнилось восемнадцать и он более-менее трезв. «Ветеран» сидел на толстой подушке, одна его нога, обмотанная грязными окровавленными бинтами, опиралась на никелированную подставку, вместо второй торчала тщательно обернутая пятнистой тканью культя.

– Мамаша, папаша, – заныл «инвалид», – Христа ради, я собираю на протез.

– Бедный, – сочувственно сказал Максим, – сколько лет со дня окончания чеченской кампании прошло, а ты все кровью истекаешь! Повязка-то промокла.

– Досталось мне от сволочей, весь поранетый, – продолжил играть свою роль попрошайка.

– Лампа, сколько ему дать? – спросил Максим.

– Нога не болит? – обратилась я к самодеятельному актеру.

Юноша похлопал по коленке.

– Я привык, но рана не заживает!

– Спрашиваю про вторую ногу, – серьезно уточнила я.

Попрошайка сделал скорбное лицо.

– Так ее нет, мамаша.

– Думаю, лапка засунута в подушку, на которой ты сидишь, – засмеялась я, – вот я и поинтересовалась: не ноет ли она? Большинство людей полагает, что ремесло нищего легкое, но я понимаю: тебе приходится терпеть нешуточные неудобства!

Парень зло сплюнул на асфальт и начал медленно разворачиваться. Послышалось чавканье и характерное поскрипывание, похожее на звук, который издает железо, царапающее стекло.

– Слышь, ты, Смоктуновский, с коляской косяк вышел, – засмеялся Максим, – дорогая слишком, немецкая, почти новая. Вау! На спинке эмблема «Бентли». Милый, ты в курсе, сколько такой значок в автосалоне стоит? Продашь его – хватит не только на протез, но и на превращение в Терминатора. Скажи своим хозяевам, что в такой инвалидке нужно сидеть в прикиде

от Гуччи-Пуччи-Мяуччи. Откроешь новое направление: гламурный оборванец.

В моей голове вспыхнуло воспоминание: я стою за занавеской в номере Нины, слышу чавканье, поскрипывание, противный скрежет… а еще Маргоша не нашла коляску, которую в лечебнице прозвали «Бентли». Медсестра расстроилась, кресло было очень удобное, компактное, могло складываться, его можно не только катить, но и нести.

Я вскочила и с воплем ринулась за «ветераном»:

– Стой!

Тип в пятнистой форме споро порулил в сторону скопища сарайчиков, находившихся за остановкой автобуса. Натыкаясь на прохожих и торговцев, вольготно расположившихся на площади, я летела за «инвалидом». Парень заехал в пространство между покосившимися халабудами, сколоченными из разномастных досок. Я проделала тот же путь и замерла, увидев штук пятнадцать обшарпанных будок, украшенных ржавыми замками, и узкие дорожки, расходившиеся от них веером.

– Ушел? – спросил Максим, переводя дыхание.

Я топнула ногой.

– Черт!

– Чем тебя привлек этот попрошайка? – тяжело сопя, не успокаивался Макс.

В момент сильного волнения я могу сморозить глупость, вот и сейчас вцепилась в рубашку Максима.

– Я знаю, как пропала из своего номера Нина! Ее посадили в инвалидную коляску.

Новый знакомый заморгал:

– Ну и что?

Я подпрыгнула.

– Надо найти нищего и заставить его рассказать, откуда у него «Бентли»!

– Да зачем? – пожал плечами Макс, потом со странным выражением лица продолжил: – Ты поэтому за мошенником рванула?

– Ага, – ответила я, обозревая сараюшки.

– Я подумал, что он у тебя сумочку спер. Пошли в санаторий, есть хочется, – предложил нахал.

– Иди, я здесь останусь.

– Искать проходимца? – поразился Максим. – Интересное занятие. На фига кошке акваланг?

– Нина в опасности! Она приходила ко мне, просила о помощи, а я посчитала вдову психопаткой и отделалась от нее. Ее, вероятно, усыпили, а потом вывезли из санатория, ночью. Думаю, дочери в курсе, они распустили слух, что матери стало плохо с сердцем и ее поместили в больницу. Надо выяснить, в какую именно клинику увезли Нину Олеговну Пронькину.

– Начнешь объезжать Склифосовский и прочие Боткинские? – скосил глаза к переносице Максим.

– Муниципальные заведения можно не трогать. Если Нина в клинике, то только в частной и... Смотри!

– Что? Где? – начал озираться Максим.

Я ткнула пальцем вниз.

– На земле. Следы от шин! Мошенник доехал на коляске до одной из будок, далее след исчез.

– Потом он пошел пешком, – предположил Макс, – повозку бросил.

– И где она? Должна тогда остаться здесь! – резонно заметила я. – Вмятины от колес тянутся к крайнему сарайчику, спорим: «ветеран» там. Ставлю твой оранжевый «Порше»-кабриолет против моей расчески, что я права!