Император, который знал свою судьбу. И Россия, которая не знала…
Шрифт:
И вот такой-то город «обольстил» один человек — оставшийся безымянным в «Повести временных лет» волхв! Прошло больше восьмидесяти лет, как крестили этот город «Добрыня огнем, а Путята мечом» и, казалось, христианство прочно утвердилось в нем. Но вот пришел волхв, один, без дружины, «без пряника и кнута», и «обманул» (так в летописи) весь город?
По этому эпизоду, который занимает всего четырнадцать летописных строк, мы можем судить о силе ведической дохристианской веры, о знаниях, мудрости и силе жрецов этой веры, волхвов. Но а как повел себя в этой ситуации христианский священник, епископ Новгорода? Судя по «Повести временных лет», вполне достойно. Сам епископ (по другим летописям мы знаем, что его звали Феодор) действует в этот критический час безусловно по-христиански и в духе демократических традиций Новгорода. Но внук Владимира верен безжалостным и коварным традициям деда «языческого» периода его жизни.
H самом деле неизвестно,
Но удивительно, что были и другие города, подвластные киевскому князю, которые сохраняли верность славянским богам еще почти двести лет (!) после Крещения Руси. Так, сын Владимира, Глеб, отправленный отцом в Муром, не только не смог крестить город, но даже вынужден был поселиться «вне града». Христианство утвердилось в Муроме лишь в XII веке, при князе Константине, причисленном позже к лику святых. До начала XII века «язычниками» оставались и вятичи, и другие северо-восточные племена. Но даже гораздо ближе к Киеву, в Приднестровье, в течение нескольких веков сохранялись настоящие заповедники язычества.
Вот что пишет об этом А. Карпов:
Недавние открытия археологов, исследовавших языческие святилища на реке Збруч (левый приток Днестра), в буквальном смысле переворачивают наши представления о религиозной ситуации в домонгольской Руси и о религиозной политике русских князей того времени. Как выяснилось, капища действовали с конца X до середины — второй половины XIII (!) века. Здесь без всяких препятствий совершались языческие обряды, приносились жертвы (в том числе и человеческие), свободно проживали жрецы-волхвы, поддерживался негасимый священный огонь. На одном из збручских святилищ, в урочище Богит, очевидно, стоял знаменитый четырехликий каменный Збручский идол, найденный ничуть не поврежденным в реке Збруч еще в 1848 г. Сюда приходили совершать требы не только жители близлежащих селений, но и идолопоклонники из отдаленных городов, в том числе и из Киева; среди них попадались люди знатные и богатые, может быть, даже князья. Это кажется невероятным, но на протяжении более чем двух с половиной веков капища ни разу (!) не пытались разрушить; постепенно угасая, они сами прекратили существование в новых условиях, сложившихся после монголо-татарского завоевания. Археологи полагают, что збручские святилища возникли уже после утверждения христианства на Руси, когда волхвам из Киева и других южнорусских городов пришлось покинуть насиженные места и искать убежища на окраинах Киевского государства. Может быть и так, но берега Збруча вовсе не были какой-то особенной глухоманью; капища же находились у самого берега, были заметны издали и, по-видимому, хорошо известны в восточнославянском мире… Подобные «заповедники» язычества сохранялись и в других областях Киевской Руси, на Волыни, Смоленщине, Псковщине… И, пожалуй, мы не слишком удивимся этому. Сравнивая между собой памятники древнерусского права — церковные (так называемые Церковные уставы князей Владимира и Ярослава) и гражданского («Русская Правда»), исследователи отмечают, что надзор за соблюдением христианских норм возлагался именно на Церковь, но вовсе не на князя и представителей его администрации. В этом очень серьезное отличие Древней Руси от соседних и почти одновременно с нею ставших на путь христианства стран — Польши и Венгрии. Но даже и Церковные уставы не предусматривали какой-либо правовой ответственности за такие правонарушения, как, скажем, соблюдение прежних языческих обрядов, языческие жертвоприношения, отказ в посещении церкви и т. п. Такого рода казусы даже не упомянуты в них [20].
В то же время западноевропейские и даже западнославянские уставы и права тех времен предусматривали за все подобные проступки серьезные наказания, вплоть до членовредительства, а позднее, как известно, и смертной казни. В этом серьезное отличие становления христианства на Руси. Вероятно, такие исключения, как убийство волхва в Новгороде в 1071 году, бывали, но именно как исключения, — может быть еще и поэтому рассказ о «подвиге» князя Глеба попал в летопись.
Таким образом, эпоху становления христианства на Руси надо признать, по крайней мере, относительно веротерпимой, мягкой. Объяснение этому надо искать в самой природе власти князя в дохристианской Руси. Вновь сошлюсь здесь на исследование А. Карпова:
Мы знаем, что в дохристианском обществе княжеская власть существовала как бы вне общества, над обществом и традиционно не вмешивалась в повседневную внутреннюю жизнь людей… Князь Владимир выступал как бы в двух ипостасях: с одной стороны, как Креститель Руси, со всем пылом и искренностью неофита насаждающий новую веру, а с другой — как прирожденный хранитель социальной и религиозной стабильности, обеспечивающий мирное сосуществование язычества и христианства и, следовательно, достаточно веротерпимый [20].
Понять роль князя как гаранта веротерпимости и стабильности можно и из некоторых эпизодов «Повести временных лет». Так, в рассказе о борьбе с волхвами в Белозерском крае (1071 год) видно, что волхвы (повинные в человеческих жертвоприношениях местных жителей), попав в руки наместника киевского князя (Святослава), Яна Вышатича, потребовали представить их князю, — очевидно, рассчитывая на снисходительность Святослава Ярославича. Однако известный борец с волхвами Ян поступил по-другому: он выдал волхвов родственникам убитых ими, и те, исполняя обычай кровной мести, убили их и повесили на дубах, на съедение зверям. Заметим при этом, что сам Ян Вышатич не решился собственноручно расправиться с волхвами.
Хорошо известно, что на Руси по мере ее христианизации старые языческие обряды наполнялись постепенно новым христианским содержанием. Постепенно складывался особый тип русского Православия, отличный как от католического, так и от византийского обряда. Только столетия спустя после крещения христианство прочно и навсегда утвердилось в России. Хорошо написал об этом Александр Солженицын:
Русь не просто приняла христианство — она полюбила его всем сердцем, она расположилась к нему душой, она излегла к нему всем лучшим своим. Она приняла его к себе в названье жителей, в пословицы и приметы, в строй мышления, в обязательный угол избы, его символ взяла себе во всеобщую охрану, его поименными святцами заменила всякий другой счетный календарь, весь план своей трудовой жизни, его храмам отдала лучшие места своих окружий, его службам — свои предрассветья, его постам — свою выдержку, его праздникам — свой досуг, его странникам — свой кров и хлебушек [38, т. 4].
«Еврейский вопрос» времен Киевской Руси
В 1990-е годы после «перестройки» возникло так называемое ведическое движение, некоторые идеологи которого считают христианизацию Руси трагической ошибкой истории (а самые радикальные — даже результатом некоего пресловутого «всемирного заговора»). Ведическая Русь, или Русь волхвов, развивалась бы, по их мнению, более естественно и гармонично, пронеся через тысячелетие исконную славянскую веру, связанную с религией и культурой пра-ариев. Умеренным представителем таких воззрений является, насколько я понимаю, известный исследователь «Велесовой книги» («Русских Вед») А. И. Асов. Это движение дало широкий спектр мнений, вплоть до крайне радикальных. Представители последних считают христианизацию Руси результатом заговора враждебных сил, прежде всего евреев, обращаясь к той изложенной выше гипотезе рождения князя Владимира от хазарской жрицы, т. е. еврейки, ключницы Малуши. Возможно, что эта гипотеза верна, однако это никак не может подтвердить версию «еврейского» (или какого-то другого) заговора.
Приведем здесь лишь один пример: святая равноапостольная Нина, просветительница Грузии (276–340), дочь Завулона, стала христианкой в Иерусалиме и до 14 лет служила при гробе Господнем. Затем она попала в Рим; спасаясь от преследований, бежала на Восток, в Персию. Оттуда она в 305 году пришла в Грузию, в Мцхет, и три года тайно проповедовала христианство. Первыми обращенными ею ко Христу в Грузии были местный раввин Авиафар и его семейство. Затем ее проповеди при содействии дочери Авиафара, Сидонии, а также ряд чудесных исцелений, особенно исцеление царицы Нонны и нескольких придворных, заставили уверовать во Христа самого царя Мириама и весь его двор. Затем началось обращение целого народа, под руководством самой Нины, которая не допускала при этом никаких принудительных мер и до конца жизни (35 лет) ограничивалась мирными проповедями. Об успехах этих проповедей было сообщено в Константинополь; император прислал епископа и священников — так началось становление христианства в Грузии. По преданиям, Нина обратила в христианство и царя Армении Тиридата. Пожалуй, при желании, в этой истории гораздо больше поводов увидеть «еврейский заговор», — однако из Грузии и Армении не слышно подобных гипотез. Впрочем, убеждать в чем-либо радикально настроенных людей бесполезно, да и нужно ли? Заставь их Богу молиться, так они…
В главе «Роковой 1903 год» мы рассмотрим множество заговоров, в том числе и тот, что называют «жидо-масонским», но в X–XIII вв. на Руси евреи не играли почти никакой роли, да и слово «жид» (фонетическая трансформация еврейского этнонима «йехуди») еще вовсе не было ругательным. В Киеве еще с IX века (может быть и намного ранее) была «жидовская слобода» в северо-восточной части города и «жидовские ворота». В дальнейшем среди евреев Киев славился как восточный центр талмудистской образованности; сохранились даже имена «великих раввинов» Киева той поры [18]. Но заметной роли в жизни города евреи до XI века не играли.