Император, который знал свою судьбу. И Россия, которая не знала…
Шрифт:
Более того, проблема Дальнего Востока («Большая азиатская программа») была главной для внешней политики всю первую половину царствования Николая. Он публично заявлял, что рассматривает укрепление и усиление влияния России в Восточной Азии как задачу своего правления. Основным препятствием к русскому преобладанию на Дальнем Востоке была Япония, неизбежное столкновение с которой Николай II предвидел и готовился к нему как в дипломатическом, так и в военном отношении. Сделано было немало: соглашение с Австрией и улучшение отношений с Германией обеспечивали русский тыл; постройка Транссиба и усиление флота давали материальную возможность борьбы. Однако в русских околоправительственных кругах была сильна надежда на то, что
И не только надежда. Напомню, что в 1898 году Государь предпринял беспрецедентную инициативу в мировой политике, предложив лидерам всех держав, с которыми Россия имела дипломатические отношения, созвать всемирную конференцию по ограничению вооружений и разоружению для предотвращения войн в будущем. Несмотря на первоначальный скепсис некоторых мировых лидеров, благодаря личной настойчивости Николая и усилиям русской дипломатии такая конференция состоялась в Гааге в мае 1899 года. Она прошла весьма успешно, заложив основы подобных международных соглашений и организаций на весь XX век. И Лига Наций, и ООН были фактическим продолжением инициатив Николая II. В первые годы XX века Николая II называли во всем мире Царем-Миротворцем, и уж кто-кто, а он точно не собирался развязывать войны и делал все возможное для их предотвращения!
Конечно, молодому Николаю II было непросто в первые годы правления, и некоторые его решения можно назвать сомнительными. Так, в 1897 году он согласился на просьбу Вильгельма, чтобы Россия не возражала против захвата Германией китайского порта Циндао (Киао-Чау). Это привело к обострению противоречий на Дальнем Востоке и необходимости России участвовать в разделе Китая.
Обо всем этом мы говорили ранее (в главе о Русско-японской войне), но теперь легко понять, что было бы, если бы Николай заключил союз с Вильгельмом: положение на Дальнем Востоке после 1897 года стало бы ухудшаться быстрее, противостояние с Англией, США и Японией нарастало бы сильнее. Россия вступила бы в войну с Японией раньше, в гораздо менее выгодных для себя условиях (еще и Транссиб не был сдан в эксплуатацию — это произошло только к осени 1903 года). Также в случае союза с Германией Николаю пришлось бы согласиться не только на оккупацию Германией Киао-Чау, но и на многое другое… Ну а Германия помогала бы России только в той мере, чтобы противостояние и война с Японией длилось как можно дольше.
Итак, если бы Россия в конце XIX или в начале XX века заключила союз с Германией, то и война с Японией началась бы раньше, и закончилась бы гораздо хуже для России. Затем, через десяток лет, разгромив Францию, Германия всей своей мощью обрушилась бы на гораздо более слабую в этом случае Россию — а второго фронта, в отличие от реальной Первой мировой — не существовало бы. Это независимо от того, заключил бы Государь союз с Германией в конце XIX века или в 1905–1907 гг. Не говоря уже о ненависти Вильгельма к славянам и идеологии «жизненного пространства для Германии», которая в те годы преобладала в окружении Вильгельма.
Раздел ІV
Катастрофа 1917 года и ее виновники
Глава 10
Кризис власти. Февраль 1917
Не буду рассказывать подробно о ходе Первой мировой войны. Напомню только, что в России до 1917 года ее называли Второй Отечественной или Великой войной. Что к 1917 году русская армия уверенно держала огромный фронт. Что в январе 1917 года на совещании союзников в Петрограде были согласованы сроки общего весеннего наступления, и сразу вслед за его началом Николай II собирался принять жесткие меры против оппозиции в Думе, которая с осени 1916 года, можно сказать, совершенно распоясалась.
Повальное безумие в Петрограде
Современные историки, изучающие то время, иногда с удивлением называют умонастроения в Петрограде каким-то безумием. Заметим, что обстановка в России в целом и в армии в частности была спокойной. Конечно, народ устал от войны, но все понимали, что победа не за горами, что война закончится победой России и союзников в 1917 году (осознавали это в 1916 году и немецкие генералы).
В Петрограде и в Думе же с осени 1916 года царило как будто повальное безумие. Действительно, как еще можно объяснить нелепые слухи об измене Императрицы, о сепаратном мире с Германией, который она якобы готовит через Распутина — и все это озвучивалось оппозицией даже с думской трибуны!
Еще в августе-сентябре 1916 года, идя навстречу думской оппозиции (блоку прогрессистов), Николай II назначил на важнейший пост министра внутренних дел ее лидера Протопопова. И что же? Тотчас он стал ей неугоден, и на Протопопова обрушились потоки критики и злобной клеветы.
16 декабря заговорщики из Думы и высшего света убили Распутина — при поддержке и участии сотрудников посольства Англии, т. к. те также подозревали Распутина в подготовке сепаратных переговоров с Германией. Через месяц один из заговорщиков — Пуришкевич — сказал, что «ничего не изменилось».
В том же декабре 1916 года все газеты опубликовали Высочайший приказ Государя по армии и флоту, где он подробно и четко излагал, что никаких сепаратных переговоров нет и быть не может, что Россия только вместе с союзниками может выставить Германии условия капитуляции — и только на таких условиях и тогда, когда это будет выгодно России и союзникам [37, Приложение 1, с. 387].
И что же? Эту публикацию в Петрограде как будто не заметили — мутные ручьи грязных слухов и злобной клеветы продолжали разливаться из великосветских салонов столицы.
Истеричный Петроград ругал всё и вся: и управление страной, и положение на фронтах, и якобы губившие страну сословные пережитки. Но были ли для этого серьезные основания? Или это был массовый психоз? Вот что пишет об этом современный историк В. Е. Шамбаров:
Аппарат управления страны, о котором мы привыкли судить лишь по гипертрофированным карикатурам русских сатириков, был куда более отлажен и действовал куда эффективнее современного. <…> Существовали еще сословные пережитки, но границы между сословиями стали уже очень зыбкими. Личное дворянство автоматически приобреталось с высшим образованием, награждением первым орденом, выслугой в первый офицерский или гражданский чин. А для получения потомственного дворянства достаточно было профессорского звания, чина полковника или, соответственно, более высоких орденских и гражданских степеней. Но преимуществ это уже не давало ни малейших, превратившись в пустую формальность. Фактически родовые пережитки сохранили какое-то значение только в одной сфере — придворной [120, глава «Империя перед гибелью»].
Царская администрация (чиновники, которых было на порядок меньше чем в СССР, не говоря уже о нынешнем времени) четко обеспечивала все функции государственной жизнедеятельности — от сбора налогов и исполнения повинностей до благоустройства и социальной сферы. Россия пользовалась практически всеми политическими свободами. Существовала и свобода слова, и свобода печати. Цензура, существенно ослабленная в начале столетия, с 1905 года была упразднена и восстановлена в 1914 году уже как военная цензура. Даже большевистская «Правда» легально издавалась с 1912 года, а когда за явно противозаконные публикации ее все же закрывали, тут же возобновляла работу под другим названием с прежним составом редколлегии. В политической жизни запрет существовал только на те партии, которые открыто проповедовали экстремистские и террористические цели, — но это нормально для любого цивилизованного государства…