Император Юлиан
Шрифт:
К моменту прибытия Домициана в Антиохию Галл уже вернулся туда из месячного похода к персидской границе. Вместо того чтобы, как того требует церемониал, явиться прежде всего во дворец цезаря, Домициан, сказавшись больным, остановился в антиохийском претории - гарнизонной комендатуре. Там он провел несколько недель, плетя против Галла интриги и посылая императору красноречивые донесения с описанием "подвигов" цезаря. Наконец Галл приказал Домициану явиться на заседание консистории. Тот подчинился, но, представ перед Галлом, совершил неслыханную дерзость: потребовал от Галла незамедлительно подчиниться приказу императора и явиться в Милан. "В противном случае я самолично отдам приказ прекратить снабжение двора цезаря продовольствием", - пригрозил он. С этими словами Домициан покинул дворец и возвратился в преторий, где полагал себя в безопасности.
Я не присутствовал на этой исторической встрече, но те, кто был тогда на совете, рассказывали мне впоследствии, что Домициан вел себя просто возмутительно и всеобщие симпатии на этот раз были на стороне оскорбленного цезаря.
Галл тотчас нанес ответный удар: он повелел арестовать Домициана, обвинив его в оскорблении величия. Чтобы придать аресту видимость законности, он объявил своим солдатам общий сбор и приказал советнику по вопросам юстиции, квестору Монцию, проинструктировать стражу, как следует себя вести в подобного рода случаях. Монций, человек пожилой и опытный, был большим педантом в том, что касалось строгого соблюдения формальностей. Он открыто заявил Галлу, что у того нет никакой власти над префектом, исполняющим личный указ императора. Галл пропустил это замечание мимо ушей.
Тогда Монций пошел к солдатам и объяснил, что решение Галла арестовать Домициана не только незаконно, но и чрезвычайно опасно, и что любой солдат, выполняющий такой приказ, совершает государственную измену. "А если вы все же решились арестовать префекта, посланного императором, то сначала сбросьте с пьедесталов статуи императора - бунтовать, так честно", - закончил он.
Солдат эти слова привели, мягко говоря, в замешательство, но их сомнения длились недолго. Услышав о поступке Монция, Галл бросился на плац, где все еще стояли его солдаты, и обратился к ним со страстной речью, в чем он был столь искусен.
– Я в опасности. Вы тоже в опасности. Мы все в опасности из-за проклятых заговорщиков, а ведь кое-кто из них засел даже в моем совете.
– Тут Галл резко повернулся к мужественному старику Монцию.
– Да-да, в заговоре участвует даже квестор Монций, и он замышляет не только против меня, но и против Констанция. Он заявляет вам, что я не волен арестовать обнаглевшего префекта только потому, что он, видите ли, послан императором! Но мне даровано право призвать к порядку любого чиновника, находящегося в пределах Восточной империи. Если я не наведу в Антиохии железный порядок, то нарушу свою присягу Констанцию… - И так далее, и тому подобное.
Галл не кончил еще своей речи, а солдаты уже перешли на его сторону. Начали они с того, что убили на его глазах Монция, а Галл и пальцем не пошевелил, чтобы его защитить. Затем солдаты направились в преторий, и никто даже не пытался остановить их. Они нашли Домициана в кабинете военного коменданта, на втором этаже, и скинули несчастного префекта с лестницы (лестница эта очень крутая; как-то, поднимаясь по ней, я пребольно подвернул ногу). После этого солдаты протащили трупы Монция и Домициана по улицам Антиохии.
Галл сам ужаснулся делу своих рук - у него хватало войска для защиты Антиохии, но солдат было явно недостаточно для того, чтобы противостоять Констанцию. Между тем было ясно: открытой схватки теперь не избежать. Тем не менее Галл продолжал делать вид, будто исполняет волю императора. Он ввел в городе военное положение и арестовал всех, кого подозревал в преступных замыслах против своей особы; таковых набралась добрая половина городского сената. Что до меня, то я счел за лучшее переждать это смутное время в Дафне.
Затем Галл учредил военный трибунал и представил на его суд всех, кого обвинил в измене. Во время допросов его супруга Констанция сидела за занавесом и слушала показания свидетелей; время от времени она высовывалась, чтобы задать вопрос или высказать свое мнение, - все это превращало суд в позорный спектакль. Судьи были готовы счесть любой слух непреложным фактом, и в городе не было человека, который бы не опасался за свою голову.
Однажды тайный осведомитель обнаружил в красильне хламиду пурпурного цвета, какую позволяется носить лишь царствующим особам. Из этого, естественно, сделали вывод: ее изготовили для некоего заговорщика, метящего на место Галла. Владелец красильни благоразумно бежал, но остались его бумаги. В них ничего не говорилось о пурпурной хламиде, зато нашлось письмо от какого-то диакона с вопросом, "когда будет готов заказ". Этого оказалось достаточно: хотя никакими другими уликами, кроме письма, тайная полиция не располагала, "заказом" сочли пурпурную одежду. Ни в чем не повинного диакона арестовали, подвергли пытке, отдали под суд и казнили; таково было "правосудие" времен Галла.
Не сумев выманить Галла в Милан, Констанций вызвал к себе сестру. Констанция отправилась в путь, будучи в полной уверенности, что сумеет уладить разногласия между мужем и братом, но по дороге заболела лихорадкой и умерла. Для Галла это означало конец. К этому времени он был уже готов объявить себя Августом Восточной Римской империи, но у него не было войска, чтобы противостоять Констанцию. Таково было положение Галла, которое никак нельзя назвать завидным.
Наконец Галл получил от Констанция письмо, по тону вполне дружелюбное. В нем император напоминал Галлу, что Диоклетиан заповедал цезарям всегда, при любых обстоятельствах, бес прекословно подчиняться своим Августам. В письме приводился знаменитый пример с цезарем Галарием, который пробежал за колесницей своего Августа Диоклетиана целую милю, потому что тот выказал ему свое недовольство. Письмо это доставил некий Скудилон, непревзойденный интриган, который в личной беседе заверил Галла, что император не желает ему зла.
Поверил ли ему Галл? Полагаю, вряд ли, но иного выхода у него уже не было, к тому же смерть Констанции его полностью деморализовала. Ко всеобщему изумлению, Галл дал согласие на поездку в Милан, выговорив себе лишь право проехать через Константинополь. Здесь, в качестве правящего цезаря, он почтил своим присутствием состязания на ипподроме… Впрочем, Юлиан описывает эти события в своих записках.
Юлиан Август
Поздней осенью 354 года до меня дошло известие о внезапной кончине Констанции. Мое письмо Галлу, в котором я выражал ему свои соболезнования, осталось без ответа: у него уже были неприятности в Антиохии. Констанций прислал туда посланника, который в недопустимо грубой форме потребовал, чтобы Галл возвратился в Милан. Галл ответил отказом и был совершенно прав: он понимал, какая судьба ему уготована. Взамен он послал к императору свою супругу, надеясь, что она сумеет их примирить. Однако по дороге, в Вифинии, Констанция умерла от лихорадки, и Галл понял: либо он должен повиноваться государю, либо надо начинать гражданскую войну. Вняв увещеваниям евнухов, которые заверяли его, что в Милане он будет в полной безопасности, Галл отправился на запад. С дороги он прислал мне повеление явиться к нему в Константинополь. Я повиновался.
Либаний:Чрезвычайно интересно: Юлиан, такой правдолюбец и беспристрастный историк, изменяет себе, чтобы обелить своего брата. Ни слова об убийствах Монция и Домициана, не говоря уже о судах над "изменниками". Думаю, ему важнее доказать вину Констанция, и ради этого он грешит против истины… Как слаб человек!
Юлиан Август
Я встретился с Галлом в помещении, примыкающем к императорской ложе на константинопольском ипподроме. Она размещается в двухэтажном павильоне, соединенном длинной галереей со Священным дворцом. Первый этаж павильона занимают комнаты для музыкантов и мелких чиновников, на втором находится анфилада залов с ложами, предназначенными для членов императорской семьи.