Император Юлиан
Шрифт:
Тем не менее я сомневаюсь в том, что этот заговор носил политический характер, тогда он был бы просто неосуществим. Юлиан был тогда беден, и за ним неотступно следовал отряд гвардейцев, командир которых доносил обо всем непосредственно Евсевию. Кроме того, мне думается, что Юлиан в то время не стремился к власти - он с удовольствием грыз гранит науки, а придворная жизнь внушала ему ужас и отвращение. К тому же ему тогда еще не доводилось командовать даже одним солдатом, будь то в мирное время или в бою. Словом, как мог он в свои двадцать лет даже мечтать об императорском престоле? То есть мечтать-то он мог - и мы теперь знаем, что так оно и было, - но о
Юлиан Август
Осенью 353 года Галл нанес официальный визит в Пергам. Это была наша первая встреча с тех пор как мы мальчишками покинули Макеллу. Я стоял на площади перед сенатом вместе с префектом Пергама и сановниками и смотрел, как Галл принимает почести от горожан.
За годы, что мы не видели друг друга, я стал бородатым мужчиной, а Галл остался все тем же прекрасным юношей, внешность которого вызывала всеобщее восхищение. Он меня обнял, как того требовал церемониал, и должен признаться: заглянув в его прекрасные голубые глаза, так хорошо мне знакомые, я снова ощутил, как в детстве, что теряю волю и готов исполнить любой его приказ. Одним фактом своего существования Галл лишал меня мужества.
Мы рады вновь увидеться с нашим возлюбленным братом, - торжественно произнес Галл, вполне усвоивший царственные манеры, и, не дав мне ответить, добавил, обращаясь к епископу Пергамскому: - Как мы наслышаны, он стал подлинным столпом истинной веры.
Воистину, цезарь, благороднейший Юлиан - достойный сын святой церкви.
– Я был очень признателен епископу Пергамскому за эти слова. Кроме того, было лестно узнать, что мои старания казаться благочестивым галилеянином увенчались успехом.
Затем Галл произнес перед отцами города изысканнейшую речь и так их очаровал, что никто не мог взять в толк, почему этот редкостный красавец слывет жестоким и легкомысленным деспотом. С помощью своего обаяния Галл мог ввести в заблуждение кого угодно, даже меня.
Вечером того же дня префект дал в честь Галла ужин в своем дворце. Галл вел себя за ужином вполне благопристойно, хотя я и заметил, что он не разбавляет вино водой. В результате к концу пиршества он сильно захмелел. Впрочем, это было почти незаметно и выдавала его только слегка замедленная речь. Хотя я сидел рядом, он за весь вечер не сказал мне ни слова и все силы потратил на то, чтобы обворожить префекта. Я чувствовал себя ужасно и уже стал прикидывать, чем я ему не угодил. Оривасий, сидевший на другом конце зала, среди мелких чиновников, ободряюще мне подмигивал, но я был безутешен.
Когда ужин закончился, Галл вдруг повернулся ко мне и сказал: "Следуй за мной". Я двинулся за ним сквозь строй низко кланяющихся придворных в опочивальню, где его уже ждали два евнуха.
Раньше я никогда не представлял себе, каков церемониал опочивальни цезаря, и зачарованно смотрел, как евнухи, бормоча ритуальные фразы, принялись раздевать Галла, между тем как он совершенно не обращал на них внимания. Галл был начисто лишен чувства неловкости и не ведал стыда. Когда они сняли с него всю одежду, Галл знаком приказал им удалиться, велев принести вина. Нам принесли вино, и Галл заговорил со мной - вернее, начал свой монолог. Огонь светильника бросал колеблющиеся тени на его лицо, красное от выпитого за ужином; упавшие на лоб белокурые волосы казались седыми. Я заметил, что он по-прежнему прекрасно сложен, но на животе уже появился жирок.
– С тобой хочет познакомиться Констанция. Она часто о тебе спрашивает, но сюда, конечно, приехать не смогла. Кто-то из нас должен всегда быть в Антиохии. Кругом шпионы, предатели. Никому нельзя верить. Понимаешь? Никому. Даже кровным родственникам.
Я порывался было заверить брата в своей преданности, но он пропустил это мимо ушей.
– Все люди злые, я это понял еще в детстве. Они рождаются во грехе, живут во грехе, во грехе и умирают. Лишь Бог способен нас спасти, и я молю Его о спасении.
– Галл перекрестил свою голую грудь.
– Но быть цезарем в мире зла - это здорово! Отсюда, - он поднял руку вверх, - видно их всех, всю их мышиную возню, а они тебя не видят! Иногда я переодеваюсь и ночами брожу по улицам. Я слушаю их, слежу за ними и знаю: я могу сделать с ними все, что хочу, а они со мной - ничего! Захочу - убью в переулке мужчину, а захочу - изнасилую женщину. Иногда я так и делаю.
– Он нахмурился.
– Я знаю, это дурно. Я пытаюсь себя сдержать. Но ведь я - лишь орудие кого-то, кто выше меня. Я - дитя Бога. Хотя я Его недостоин, Он создал меня таким и перед Ним я когда-нибудь предстану. Вот почему я добр.
Должен сказать, что эта последняя его самооценка меня просто ошеломила, но лицо мое по-прежнему выражало один только почтительный интерес.
– Я строю храмы. Я укрепляю церковный порядок. Я искореняю ересь везде, где бы она ни появилась. Я активно насаждаю добро. Так и должно быть. В этом мое великое предназначение, а ты… не верится мне, что ты мой брат.
– Галл перескакивал с одного вопроса на другой. Но вот он в первый раз удостоил меня взглядом. При ярком свете лампы было видно, что его великолепные голубые глаза налиты кровью.
– Сводный брат, Галл.
– Все равно. Главное - мы с тобой одной крови. Это связывает меня с Констанцием. А тебя со мной. Наше божественное предназначение - быть хранителями его церкви на земле.
Тут в комнату неслышно впорхнула необычайно красивая девушка. Галл никак не отреагировал на ее появление, я последовал его примеру. Он продолжал говорить и пить, а она, не обращая на меня никакого внимания, на моих глазах предалась с ним любви. Думаю, никогда в жизни я не был так смущен. Я старался не смотреть на них и переводил взгляд то на пол, то на потолок, но глаза мои, помимо воли, неизменно возвращались к брату, лежавшему почти неподвижно на ложе, и девушке, которая очень нежно и искусно утоляла его похоть.
– Констанций готов исполнить любую мою просьбу. Вот что значит родная кровь! А еще он слушается своей сестры, моей жены. Она самая знаменитая женщина в мире. Отличная супруга и великая царица.
– Он поерзал на ложе и раздвинул ноги.
– Надеюсь, ты удачно женишься. Знаешь, у Констанция есть еще одна сестра, Елена. Она гораздо старше тебя, но в династических браках это ничего не значит. Может статься, Констанций возьмет и женит тебя на ней. А может - даже цезарем назначит, как меня. Хочешь?
Я едва расслышал его слова. Мне было просто не оторвать глаз от того, что вытворяла с Галлом эта девица. Оривасий часто говорит, что я ханжа; видимо, так оно и есть. Во всяком случае, когда я наблюдал, как насилуют моего брата, меня от напряжения даже пот прошиб.
– Не-нет, - запинаясь, пробормотал я.
– Я не хочу быть цезарем. Я учусь и вполне этим доволен.
– Все лгут, - с грустью произнес Галл.
– Даже ты. Даже родная кровь. Впрочем, вряд ли тебя возвысят. Вряд ли. Я правлю Востоком, Констанций - Западом. В тебе нет нужды. Ты держишь дома девушек?