Император. Книга первая. Павел
Шрифт:
– Ой, полегче! – молил Панин. – Я в бане или в застенке?
– Не ворчите, ваше благородие, – отвечали раскрасневшиеся гренадёры. – Живы останетесь. Даже кожа пока не слезла. – И вновь, пуще прежнего работали вениками.
Мне выдали чистую солдатскую исподнюю рубаху, солдатскую блузу, белые лосины и солдатский сюртук синего сукна с длинными фалдами. Подкладка малиновая. Новые медные пуговицы сияли словно золотые. Обшлага тоже малиновые с золотой каймой.
– Выглядите молодцом, – усмехнулся Панин, когда я оделся и застегнул все пуговицы и крючки. Он помог мне правильно надеть небольшой
Появился Аракчеев.
– Готовы? Прошу следовать за мной.
Я робко шествовал за Паниным и Аракчеевым по великолепным анфиладам Гатчинского зама. Такой красоты и такого величия я ещё никогда не видел. Высокие потолки с лепниной и расписными плафонами казались мне творением божественным. Огромные гобелены, зеркала в массивных золотых рамах. Лакеи в ярких ливреях распахивали перед нами высоченные двери.
– Что, Семён, одурел от красоты? – усмехнулся Панин.
– Под ноги смотрите, – строго напомнил Аракчеев.
И вовремя. Я чуть не споткнулся о пёстрый ворсистый ковёр с затейливым восточным орнаментом.
Офицерам накрыли в нижнем Арсенальном зале. Длинный дубовый стол был убран белой скатертью. Кроме бронзовых канделябров на столе ничего не стояло. Все командование гатчинского гарнизона уже собралось. Офицеры шумно обсуждали политические вопросы. Как только появился Панин, все бросились к нему с расспросами: как там, в Польше нынче; какие вести доносятся из Франции; со Швецией мы будем заключать союз?
– Во Франции, господа, появился новый Марс, бригадный генерал Наполеон, – сообщил Панин. – Слыхали о таком? Недевиче, как десять лет назад он только вышел из Парижской военной школы младшим лейтенантом, а теперь уже ему доверили возглавить армию. Каково, господа?
– И чем же он отличился? – настороженно спросил Аракчеев. – Говорят, сей Марс отличный артиллерист.
– Вы верно подметили, – согласился Панин. – При разгоне мятежа, он вкатил на улицы Парижа пушки и показал, как можно делать фарш из людей при помощи картечи.
– Стрелял из пушек в свой народ? – гневно сдвинул кустистые брови Аракчеев. – Экое геройство!
– Во Франции нынче нет единого народа. Все делятся на роялистов, якобинцев, жирондистов и на прочую дрянь. Даже нет деления на мужчин и женщин, есть только гражданин, а есть не гражданин – тот враг революции. Франция погибнет, если к власти не придёт человек с железной рукой и каменным сердцем.
– Наследник Российского престола! – прокатилось под сводами.
Офицеры выстроились в шеренгу и застыли. Быстрым, тяжёлым шагом вошёл Павел Петрович. На этот раз он надел сюртук генерал-адмирала Российской империи с голубой Андреевской лентой через плечо. Всё в одежде идеально – ни единой складочки. Белокурые волосы завиты в аккуратные букли. За ним следовали двое старших сыновей: Александр и Константин в прусских приталенных мундирах. Наследник прошёлся вдоль строя офицеров, внимательно осматривая каждого. Остановился напротив Панина.
– Для чего вам эта побрякушка, Никита Петрович? – скривил он недовольно бледные губы.
– Орден Святого Антония преподнесён главой города Ровно, – ответил Панин.
– С чего это поляки вас так полюбили? – и, не
Я затаил дыхание. Мне до сих пор не верилось: сам наследник престола, Великий князь Павел передо мной. Разве такое возможно?
– Хорош! – удовлетворённо кивнул он. – Мундир вам идёт. И выправка гренадёрская. Лицо отмыли, – теперь вижу в вас благородную кровь. Отец ваш бесстрашным был и честным. Помню его. Нынче не хватает таких людей в России. Ох, как не хватает! Надеюсь, вы пошли в отца.
Закончив осмотр, наследник громко произнёс:
– Приступим к молитве, господа офицеры! Кто искренне чтит Бога, тот за правду стоит.
Молитва длилась не меньше получаса. Великий князь сам, лично читал псалмы, а офицеры хором вторили ему. Наконец всем разрешили сесть за стол. Лакеи внесли и расставили перед каждым простые приборы: оловянные тарелки, железные вилки и ножи. Панин удивлённо пожал плечами и шепнул мне, чтобы никто не услышал:
– Как в придорожной харчевне.
Потом появились блюда, от которых Панин пришёл в полное недоумение: тушёная капуста с луком и варёные колбаски. В кувшинах оказался клюквенный морс.
Мой товарищ плохо смок скрыть удивление столь скромному угощению. Он привык к хорошему столу. Даже в походах кормили лучше. А тут…. От внимания наследника не ускользнуло брезгливое выражение лица Панина.
– Никита Петрович, вы не любите капусту или баварские колбаски?
– Как же, Вше Высочество, – сконфузился Панин, не зная, что ответить. – Очень люблю.
– Я могу вас понять. Вы приехали в гости к наследнику Российского престола, а тут – капуста. Но, видите ли, дело в том, – объяснял Павел Петрович, – мне матушка, Ея Величество выделяет скудные средства. Приходится на всем экономить, чтобы хоть как-то содержать армию, госпиталь, офицерскую школу, конюшни…. Вот, не знаю, как замок отапливать нынешней зимой. Большую часть комнат придётся закрыть. Вино у меня есть, но вина я не подаю на стол, потому что мало кто из нынешних офицеров знает норму. А пьяниц я не переношу. Морс – он полезней.
– Полностью с вами согласен! – поспешил заверить его Панин.
Железные вилки и ножи противно скрежетали по олову.
– Позвольте задать вопрос. Семён Иванович, кажется? – обратился наследник ко мне.
Я невольно вздрогнул, отложил приборы и хотел вскочить, но чуткий Аракчеев, сидевший рядом, схватил меня за плечо и не дал подняться. Прошипел в самое ухо:
– За столом не вскакивают. Дозволено разговаривать сидя.
– Так точно, Ваше Высочество, – ответил я. – Добров Семён Иванович.
– Давайте посмотрим на юное поколение будущих офицеров из провинции, будущую гвардию, надёжу и опору нашего отечества. Вы владеете языками?
– Моя маменька из шотландских дворян. Она обучала меня французскому и английскому. Свободно общаюсь, пишу и читаю.
– Отлично! – был вынужден согласиться наследник.
– Наш местный лекарь, немец по происхождение, обучал меня немецкому и латыни?
– Латыни? – встрепенулся наследник. – И каковы ваши успехи в латыни? – поманил лакея. – Подай юноше мою любимую книгу. Неужели провинциальный лекарь, пусть даже – немец, может преподавать латынь?