Императорский отбор для попаданки
Шрифт:
— Я ничего такого и не думала. Просто не ожидала, что подкрадется… — объяснилась, чтобы не молчать и не вызывать подозрений.
— Новенькая что ли? — обернулась женщина. Хорошо, что при спуске по крутой винтовой лестнице она больше смотрела себе под ноги, иначе бы заметила, что я дрожу как осиновый лист.
— Угу.
— М-м! То-то думаю: чего ты такая забитая? И вроде тебя прежде не видела.
Накатила паника: не раскусили ли меня? Пора ли доставать колбаску, чтобы откупиться? К счастью, женщина больше меня не расспрашивала. Более того —
— Мой совет: в крыло, где поселились претендентки, мужчин не допускают, даже фреев, поэтому можешь не стараться — толку не будет. А от претенденток схлопочешь запросто. Краше их мордей во дворце не должно быть, — хохотнула она, довольная своей шуткой.
— Благодарю за совет, — я на ходу изобразила неуклюжий реверанс. — А как же Конрад? Он не мужчина?
Женщина ехидно поинтересовалась:
— Хочешь убедиться?
— Нет!
— Он племянник придворного нарезчика мяса, — приложила палец ко рту, показывая, что сплетничать о нем не стоит. — За магические ограничители не заступает, правил не нарушает… Что с него взять?
Лишь после намека я спохватилась, что по этажу, на который мы спустились, витает запах еды и свежей выпечки.
Я обрадовалась, потом спохватилась: велика вероятность снова встретить Конрада и его дядьку, — и вздохнула.
— Ничего, обтешешься, попривыкнешь — легче станет, — спутница толкнула одну из тяжелых кованых дверей и вошла. Я зашла следом.
Кухня, которую увидела, оказалась просторная, но совершенно непохожая на дворцовую. Даже в трактире Адели имелась небольшая магическая плита, а здесь самые обычные, в которых надо ворошить золу кочергой. И пахнет хоть и вкусно — отнюдь не трюфелями и не изысканными ароматами.
— Чего стоишь? Ставь, — спутница указала на угол, где стояла огромная бочка с мусором, и дала мне возможность хотя бы на несколько мгновений спрятаться от любопытных глаз.
Что это черная кухня, на которой готовят для дворцовой прислуги, поняла, когда успела оглядеться и заметила за длинным деревянным столом, на грубо сколоченных скамьях женщин и девушек. Горничные и служанки, одетые менее опрятно, чем первые, сидели и ели, громко стуча ложками по мискам.
У огромных плит с кипящими кастрюлями две девочки, лет пятнадцати, ползали на коленях — драили серый каменный пол, а над ними стояла старуха и тыкала пальцем, указывая, где надо лучше тереть.
— Ты кто? — заметила меня она. Вытянула тощую, морщинистую шею и подслеповато прищурилась, чтобы разглядеть лучше.
— Это новенькая, — ответила за меня моя спутница, решив, что я пугливая. — Нам поесть бы.
— Лентяйка ни ложки не получит! — прокаркала неприятная старуха, повернулась к столу, взяла что-то темное, подозрительное и… швырнула в меня.
Я испугалась, рефлекторно отскочила.
— Эми, смотри как белоручка работы шарахается! — загоготали женщины. — Тряпки боится.
Передо мной и вправду лежал кусок тусклой тяжелой ткани.
— Пока кухню не отдраите до блеска — еды не получите, —
Не мешкая, я подоткнула юбку за пояс, подняла брошенную тряпку, намочила ее и, встав на колени, принялась мыть старую, выщербленную плитку.
Уже скоро от щелочи и грубой мешковины заболели руки. Спину и колени с непривычки ломило. Однако девочки не хныкали, и я держалась. Зато по чуть-чуть подползая к служанкам, решившим немного поболтать после сытного обеда, могла слушать сплетни.
— Норидийка посетовала, что тушеное мясо жесткое, — пожаловалась старуха. — Это у Бенгейта-то? Неужели беззубая, как я?
— У них, дикарей, традиция — зубы подпиливать… — присоединились к обсуждению и другие женщины.
— Дикарка, а на нашего принца рассчитывает. Только мрака ей лысого, а не Селебрина!
— От нее рыбой пахнет, говорят.
— А от эвискарки, поговаривают, травами, — осмелилась подать голос девочка, что мыла полы рядом со мной. На нее сразу цыкнули.
— Говорят эвискарка — хорошая травница и даром магическим владеет, — оценив мое рвение, старуха подобрела и села за общий стол.
Ползая рядом, я разглядела край ее фартука с кружевом по подолу, добротные туфельки с небольшим каблучком… Что явно свидетельствовало: старуха Эми имеет вес на кухне. Надо к ней присмотреться.
— И что? — возразил кто-то. Среди наших претенденток тоже магинь хватает!
— Так она целительница! — многозначительно прошептала старуха. — Ей перечить не следует. Вдруг выбор падет на нее.
— Если бы сговорились императоры — обошлось без отбора! Не надо было стольких дармоедок кормить. Ни одного испытания не прошли — а уже мнят себя победительницами, — возразила одна из горничных.
Я старательно грела уши, чтобы не упустить ничего важного, и далеко от стола не отползала. Старуха приметила, что я долго тру одну плитку, прищурилась. Разговоры тут же стихли.
Испугавшись, я принялась натирать пол с удвоенным старанием.
— Ничего, им обиднее возвращаться будет, — отозвалась женщина, что привела меня на кухню, и разрядила обстановку. — Наше дело держать нос по ветру. Не зря говорят: день отбора — седмичное жалование в руках. Эниль, ты уже получила что-нибудь? — Повернулась к юной девушке с грустными глазами, рядом с которой сидела.
— Нет, — печально ответила та. — А Розалия получила.
Все взоры обратились к худенькой, невзрачной женщине, тихо обедавшей в дальнем конце кухни. Окна в той стороне нет, поэтому из-за духоты имелось больше свободного пространства, которое молчаливая горничная, видимо, ценила.
— Розаль, поделишься? Хотя бы сладостями? — обратились к счастливице болтушки.
— Угу, — медленно прожевав рагу, отозвалась та. — Как и пощечинами. Хотите?
— Себе оставьте такую щедрость…
На кухне интересно, вот только коленям больно. Еще немного — я растянусь на полу и взмолюсь о пощаде.