Императорский всадник
Шрифт:
Стоило Нерону понять, что он может не опасаться Агриппины, как самообладание вернулось к нему. Он незаметно уронил меч у ног посланца, отпрыгнул в сторону, обвиняюще указал на оружие и вскричал:
— Всех призываю в свидетели, что моя мать подослала вольноотпущенника зарезать меня!
Мы подбежали и схватили Агерина, несмотря на его отчаянные протесты. Нерон приказал отправить его в темницу, но Аникет решил иначе и, стоило нам выйти из триклиния, как он воткнул меч в глотку посланцу. Я решил сопроводить Аникета, чтобы убедиться, что хоть на этот раз он довел дело до конца.
Нерон выбежал вслед
— Итак, мать посягает на мою жизнь! Теперь никого не удивит, что она покончила с собой. Действуйте!
Обарит присоединился к нам, чтобы исправить свой промах. Аникет приказал своему ближайшему подчиненному Геркулею пробить тревогу в казарме. Мы вывели лошадей и поскакали. Отряд моряков босиком бежал впереди нас, руганью и мечами разгоняя толпу, спешившую в Баулы приветствовать Агриппину и мешавшую нашему продвижению.
Когда мы добрались до места, уже светало.
Аникет приказал своим людям окружить дом. Мы взломали двери и перебили рабов, попытавших ся оказать сопротивление. Опочивальня была но освещена. Агриппина лежала в постели с теплым компрессом на плече. Служанка, ухаживавшая за ней, при виде нас бежала сломя голову. Агриппина приподняла руку и крикнула ей вслед:
— Значит, и ты меня покидаешь?
Аникет задернул занавеси, чтобы нас не видели посторонние. Агриппина проговорила слабым голосом:
— Если вы прибыли узнать о моем самочувствии, то передайте моему сыну, что мне гораздо лучше.
Только теперь она заметила оружие в наших руках. Возвысив голос, она угрожающе сказала:
— Но если вы явились убить меня, то наверняка действуете по собственному почину. Мой сын не мог отдать такой приказ. Он не способен на убийство матери!
Аникет, Геркулей и Обарит приблизились к ее ложу и в нерешительности остановились, не зная, что делать дальше, — такой величественной выглядела Агриппина, даже будучи больной. Я молча прислонился в стене. Наконец Геркулей набрался духу и нанес Агриппине древком копья удар по голове, но так неловко, что она даже не потеряла со знания. Он хотел оглушить ее, а затем вскрыть вены. Нам казалось, сенат поверит, что мать императора решила добровольно уйти из жизни.
Агриппина вдруг отчаялась. Она отбросила покрывало, раздвинула ноги и крикнула Аникету:
— Вонзи свой меч в лоно, родившее цезаря, убийца!
Центурион обнажил меч и поразил ее. Затем и остальные принялись наносить беспорядочные удары, и вскоре она, вся изрубленная, хрипя, испустила дух.
Убедившись, что Агриппина мертва, Аникет приказал слугам обмыть тело и подготовить к погребальному сожжению. Все стали расхватывать безделушки на память. Я взял себе маленькую золотую статуэтку Фортуны, подумав, что это, верно, та самая, с которой никогда не расставался император Гай Юлий. Позже я узнал, что это не так, и очень огорчился.
Скороход отправился к Нерону с вестью о самоубийстве Агриппины. Нерон, уже подготовивший с помощью Сенеки сообщение о покушении на него, тотчас же поспешил в Баулы, чтобы самому убедиться в смерти матери. Он больше не доверял Аникету.
Он так торопился, что к его появлению слуги еще не закончили обмывать тело Агриппины. Проведя пальцем по ее ранам, Нерон восхищенно проговорил:
— Она до сих пор прекрасна!
В
Погребальный костер еще дымился, когда в Баулы во весь опор примчался отряд трибунов и центурионов. Нерон увидел, как в растерянности разбегаются перед лошадьми солдаты из его охраны, и стал беспомощно оглядываться по сторонам. Однако всадники, спешившись, подбежали к императору и принялись громко славить богов, благо даря их за счастливое спасение Нерона.
Всадников прислал префект Бурр, решивший показать народу, как следует относиться к смерти Агриппины. (Сам Бурр не приехал, потому что чувствовал сильные угрызения совести.) Когда пепел покойной был собран и погребен в саду, Нерон приказал разровнять это место. Он не позволил насыпать могильный холм, ибо опасался, что он может стать местом поклонения для политических оппозиционеров.
Мы поднялись на вершину Баулинского холма и зашли в храм, чтобы принести богам благодарственную жертву, но в тишине святилища Нерону вдруг послышались звуки труб и жалобные стенания. Позднее он утверждал, будто над городом сгустилась тьма, хотя на небе вовсю сияло солнце.
Смерть Агриппины не явилась неожиданностью ни для сената, ни для народа. Все были уверены, что произойдет нечто из ряда вон выходящее, ибо в самую ночь смерти Агриппины над Римом пронесся небывалый смерч. Сенат рассчитывал, что Нерон помирится с матерью, и даже выделил деньги на жертвоприношения. Узнав же о «самоубийстве» Агриппины, сенаторы, можно сказать, вздохнули с облегчением, ибо покойницу ненавидело большинство из них. Ненависть эта была столь сильна, что сенат постановил причислить день рождения Агриппины к несчастливым датам.
Нерон опасался беспорядков, однако опасения его оказались совершенно беспочвенными: когда он наконец решился выехать из Неаполя, он был встречен как триумфатор. Сенаторы облачились в праздничные одежды. Женщины и дети благороднейших семейств приветствовали его хвалебными песнопениями и бросали весенние цветы на его пути. По обе стороны от дороги спешно выстроили помосты для зрителей.
Когда Нерон взошел на Капитолий, чтобы принести благодарственную жертву, Рим словно очнулся от кошмарного сна и с готовностью поверил в насквозь лживое сообщение Сенеки о самоубийстве Агриппины. Я думаю, сама мысль об убийстве матери казалась людям настолько ужасной, что они попросту гнали ее от себя.
Я вернулся в Рим раньше Нерона и сразу велел позвать к себе Клавдию.
— Я отомстил за тебя, — гордо сказал я. — Агриппина мертва, и я был при этом. Сын сам приказал убить ее. Слава Геркулесу, я оплатил свой долг. Теперь ты можешь больше не стыдиться своего прошлого.
В подтверждение этого я вручил Клавдии маленькую статуэтку Фортуны, которую забрал с ночного столика Агриппины. Но Клавдия смотрела на меня, как на чудовище; словно защищаясь, она закрыла лицо ладонями и в ужасе воскликнула: