Императрица и ветер

Чурсина Мария Александровна

– Маша нашлась, - не тратя время на приветствия, сообщила Сабрина.

– Где вы сейчас?
– он не потерял голову от радости, но в трубке всё же послышался вздох облегчения.

– В гостинице, у меня в номере. С ней всё в порядке.

– Отлично. Завтра жду у себя, - вызов прекратился.

– Отбой, - вздохнула Сабрина.

Она подошла к приоткрытой двери в спальню и осторожно заглянула внутрь. Маша спала, свернувшись клубком на кровати. Испачканный кровью свитер вальяжно свисал со стула. Сабрина отошла в противоположный угол комнаты и опустилась

в кресло. Ответа по следующему номеру пришлось ждать полминуты.

– Шредер?
– она откинулась на спинку кресла и прикрыла глаза.
– Спал? Ну ничего, проснёшься.

– Чего там опять?
– голос Шредера на том конце провода был очень недовольный.

– Маша вернулась, - Сабрина улыбнулась, представляя, как он тут же прекращает сердито кривиться.

– Маша? Когда, сейчас? Что она сказала? Она жива... в смысле, здорова? Я сейчас приеду!
– после этой содержательной речи он отстранил трубку от лица и на кого-то приглушённо шикнул.

– Не нужно приезжать, - сквозь полуприкрытые ресницы Сабрина наблюдала за бликами света за окном. Над городом стояло неоновое зарево, и с десятого этажа гостиницы это прекрасно просматривалось.
– Она спит, это во-первых. А во-вторых, не шипи на беременную невесту. Поговорите завтра.

– Поговорим, - пообещал Шредер таким тоном, как будто собирался бороться со вселенским злом.
– И если этот маг её хоть пальцем тронул, я с ним такое сделаю, он будет молиться о скорейшей смерти.

– Верю, - вздохнула Сабрина.
– Иди, досыпай.

Она прошла в спальню, взяла со стула Машин свитер и отправилась в ванную выводить пятна. Спать всё равно не хотелось.

– По праву лучшей подруги я жду рассказа, - заявила Сабрина. Она быстро управилась с крошечной чашечкой чая и дожидалась, когда тоже самое сделает Маша.
– Что там произошло у вас с Луксором?

Маша крутила в руках такую же чашечку из тонкого, почти прозрачного фарфора и понимала, что единственное, чего никогда бы не захотела делать, это возвращаться в прошлое. Под изящным чайником горела свечка, а за окном тихо падал снег. Зимняя идиллия, не хватало лишь ёлки с разноцветными огоньками. В ресторане почти не было людей, только в противоположном углу расположился представительный седой мужчина с газетой в руках и такой же крохотной чашечкой перед носом.

"Где ты сейчас, мой маг хаоса? Что ты чувствуешь?"

– Если честно, я не хочу больше с ним видеться, - вздохнула Маша, косясь на мужчину.
– В смысле, Луксора. Я не сержусь, не обижаюсь, просто нам нужно расстаться.

– Почему-то я так и подумала...

– Дело не в том, что он обманул и бросил меня. Дело в том, что он не может бросить ребёнка. Детей нельзя бросать, - Маша покрутила в руках чашку, отчего чаинки исполнили зажигательный танец и прилипли к краям.
– Ну вот и очередная дурацкая любовная история. А что он вам сказал?

– Ничего, - Сабрина пожала плечами.
– Быстренько изобразил амнезию.

– Прости, солнце, я повела себя как дура. Нужно

было ехать на том поезде, но мне стало так плохо, что я сбежала. Села на первую попавшуюся электричку, а она оказалась до Чеховского. Куда мне было ехать... я вышла. Правда ещё издали увидела пожар и не стала дожидаться, пока дом догорит, на следующей электричке поехала в обратную сторону. В поездах был большой перерыв, я поехала на автобусе до Проблеска, а там целую ночь пришлось дожидаться поезда. Я ещё и телефон утопила, - она виновато опустила глаза.
– Не знаю, что на меня нашло.

– Купим новый, - заверила её Сабрина. Она сжала пальцы подруги.
– И всё будет замечательно. Забудь про этого Луксора. Главное, что ты жива и здорова. Ты не представляешь, весь Центр на голове стоял.

– Я представляю, - невесело усмехнулась Маша.

– Ты молодец, что не наломала дров. Все они такие хорошие, а потом брошенные дети всплывают...

Маша кивнула, кусая губы, даже не решилась спросить, что Сабрина имеет в виду под дровами. Глупостей Маша наделала предостаточно, и сейчас боялась только одного - начать вспоминать его поцелуи в электричках и ту единственную счастливую ночь.

Она с удивлением понимала, что уже всё простила ему, хотя невозможно было простить три холодных дня. В то утро она всё ещё была счастлива. Только когда возвращалась из кассы с билетами, заметила одно его быстрое движение. Луксор спрятал в карман телефон, мигнувший голубым экраном.

– Зачем ты его включил, выключи быстрее, - она приняла его действия за баловство.
– Нам нельзя.

– Маша, я должен рассказать тебе одну вещь.

От его голоса у Маши подкосились ноги. Она упала на холодное пластиковое сиденье. Билеты она всё ещё сжимала в руке, так и не найдя на них номеров вагона и мест.

– Рассказывай, раз должен.

На противоположной стене краска пошла уродливыми трещинами. Такими же трещинами через секунду пошла её любовь.

– Виола беременна. Не дай мне окончательно превратиться в морального урода.

Маша закрыла лицо руками, не заметив, как зашуршали падающие на пол билеты. Она услышала, как садится рядом с ней Луксор, и не могла ему ничего сказать. А сказать надо было обязательно.

Мыслить конструктивно, - напомнила она себе.
– Ты следователь. Не поддавайся эмоциям.

– Замечательно, - она почувствовала, как холодеют от ужаса кончики пальцев.
– Конечно. Делай, как тебе будет лучше.

Луксор зашелестел билетами, поднимая их с пола.

– Через час поезд, - он так и не решился прикоснуться к ней.
– Наверное, уже подали. Идём?

Маша почувствовала, что не сможет подняться и пойти. Реально, конструктивно, физически не сможет. Она сказала:

– Ты иди.

Луксор помолчал, осторожно взял её за плечо.

– Маша, не сходи с ума. Пойдём на поезд. Ты не можешь оставаться здесь вечно. Ты не хочешь меня видеть, но это не повод, чтобы рисковать своей жизнью. Мы можем поменять билеты и ехать в разных купе. Маша. Маша, скажи что-нибудь!