Императрица

Кинкейд С.

В центре стояла большая хрустальная статуя и взирала на все свысока. Она изображала мужчину; лодыжки его босых ног находились на том же уровне, что мои бедра. Я скользнула взглядом по фигуре и остановилась на лице. Широкий нос, прикрытые тяжелыми веками глаза. Прямые волосы, остриженные «под горшок».

Довольно заурядная внешность для столь внушительных габаритов.

Тем не менее именно так описывали Высочайшего Интердикта, первого священника гелионической веры. По слухам, он был бессмертным и ныне жил в Транс-сатурновой системе, в дивном звездном

царстве под названием Священный город.

Дония читала мне легенды о нем, когда мы обе были маленькими. Сперва с благоговением. Потом, повзрослев, с осторожной ноткой неуверенности.

– Это очень плохо… что я сомневаюсь, есть ли он вообще? – несколько раз боязливо спрашивала она меня.

Я твердо верила, что Дония просто не способна сделать что-то плохое. Поэтому ее сомнения казались мне справедливыми и верными.

В конце концов, бессмертных не бывает.

– Мне следовало ожидать, что ты не проявишь уважения к святыне, – раздался позади меня голос.

Я обернулась и проследила взглядом за священником Фустианом нан Домитрианом. Он прошел мимо меня с кувшином масла и шелковой тряпочкой и указал на статую:

– Это святое место, а ты – мерзость. Судя по тому, что я слышал, Живой Космос уже покарал тебя сегодня за неуважение.

Я прищурилась. Священник встал на колени перед статуей и принялся смазывать маслом ее огромные пальцы.

– На самом деле, священник, именно поэтому я здесь.

– Надеюсь, юный император в добром здравии?

– Вполне, – процедила я сквозь стиснутые зубы. – Он желал с тобой поговорить. Но я решила увидеть тебя раньше. Наедине.

– Почему? – спросил Фустиан, презрительно глянув на меня через плечо.

Я широко улыбнулась:

– Потому что Тайрус слишком добр.

Рука Фустиана застыла. Он глянул куда-то мимо меня.

– Собираешься позвать на помощь? – уточнила я. – Разумеется, таких дураков здесь не найдется. Я не просто будущая императрица. Я, как ты сказал, мерзость. И ты ответишь на мои вопросы, нравится тебе это или нет.

Священник дрожал. Я видела это, практически ощущала его ужас. В глубине души мне это понравилось, я почти ликовала. Меня создали хищником, и теперь этот хищник радовался болезненному страху старика, который решил стать моим врагом.

Фустиан забросил масло, встал на ноги и прижался спиной к статуе, словно неподвижный хрустальный Интердикт мог его защитить.

– Произошедшее было решением Живого Космоса. Можешь причинить мне вред, чудовище, это ничего не изменит.

– То есть ты отказался вести церемонию, и по чистому совпадению звезда внезапно сожгла Великую Гелиосферу и множество людей, включая твоего заместителя, – тихо уточнила я. – Не верю я в такое божественное вмешательство.

Он побледнел.

– Ты думаешь, я виноват?

– Я думаю, что, когда я выдерну тебе все ногти и зубы, ты сумеешь честно ответить на вопрос.

С этими словами я двинулась к нему. Старик пронзительно закричал и вжался в статую.

– Это не я! – И закрыл лицо рукой. – Скипетр. Все дело в скипетре.

Он

знал. Знал.

Кровь вскипела, мне отчаянно захотелось броситься, причинить боль. Я обошла Фустиана по кругу, не спуская с него глаз. Он опустил дрожащую руку и убедился, что физического вреда ему пока не на несли.

– Объясни мне все. Сейчас же.

Он выпрямился и несколько раз глубоко вздохнул, собираясь с мужеством. Затем оперся на ногу Интердикта, словно для поддержки.

– Это не твоего ума дело…

– Но я узнаю, – рявкнула я. – Сейчас или после того, как тебя запытаю. – И бросилась на него. Старик распластался по ноге статуи и зажмурился. Я наклонилась так, что мое дыхание овевало его губы. – Знаешь, а ведь Пасус тебя предал. Он сказал нам, что спрашивать следует тебя.

Фустиан распахнул глаза:

– Он… осмелился?

Итак. Значит, Пасус намекал на что-то, что знал этот священник. Я молча кивнула, даже не моргнув.

Он открыл рот. А затем…

– Я виновен лишь отчасти. Это был не я.

– Продолжай.

– Не трогай меня.

– Говори все, что знаешь, и, возможно, пытки не потребуются. – Я отстранилась, совсем немного, так, чтобы просто не нависать над ним.

Его дрожащие руки гладили босые пальцы статуи, будто это могло придать сил.

– Хризантема – это сборище старых кораблей. Они разрушаются сами по себе, нужно постоянно за ними следить. Я не устраивал саботажа. И… если сегодня случилась трагедия, то была воля божественного Космоса, и… – Я вновь приблизилась, и он торопливо договорил: – Императорскому скипетру нужна не только кровь Домитриана. Но и благословение.

– Твое благословение.

– Не только мое! Всей паствы. И… И…

В этот момент звезды снаружи сдвинулись или расположение Хризантемы в шестизвездной системе изменилось под силой гравитации… Свет упал на хрустальную статую. Жуткий ореол вспыхнул над ее головой и разлился по прозрачным венам, отбрасывая микроскопические радуги.

Фустиан нан Домитриан отпрянул от статуи. Похоже, свет зажег пламя в его сердце; по лицу священника разлилась чистая радость. Он попятился прочь от истукана и упал на колени. Навеянный мною ужас потерял над ним власть.

Я раздраженно посмотрела на статую Интердикта, и на миг мое сердце замерло. Было что-то завораживающее в ее сиянии, словно я стояла перед живым божеством. Она казалась нереальной, грозной и в то же время прекрасной, как то небесное сияние, которым любовались мы с Тайрусом…

В следующий миг свет погас – видимо, угол наклона опять изменился. Фустиан по-прежнему блаженно улыбался, в его глазах горел фанатичный огонь слепой веры.

– Как занятно, Немезида дан Эмпиреан, – мечтательно протянул он. – Это очень редкое явление, происходит всего пару раз в месяц, но случилось, когда ты пришла сюда. Думаю, его можно расценивать как знамение. Возможно, Живой Космос говорит мне, что я могу открыть священную тайну даже такому существу, как ты. Так я и поступлю: не из страха, но из чувства долга.