Империум. Антология к 400-летию Дома Романовых
Шрифт:
Одет Николай Константинович был в белую форму полковника императорского Генерального штаба, которую когда-то ему было положено носить по чину, а потом и запрещено. Но запрещателей больше нет, да упокоятся их души, а право он заработал честно и службой, и боевыми действиями. Опираясь на его руку, шла рядом жена княгиня Надежда Александровна Искандер-Романова, а следом – сын Александр в форме ротмистра лейб-гвардии Кирасирского Ее величества полка. Увы, несуществующего полка и несуществующего величества.
Благовест, несшийся с колоколен всех соборов Ташкента, властно брал душу в плен и возносил под
За офицерскими спинами просматривались народные толпы. Колокольный звон заглушал человеческий ропот и заставлял народ благоговейно внимать действу.
Когда, говоря церковным языком, Их Императорские Величества собственными Своими Всевысочайшими Особами к воротам соборной церкви изволили приблизиться, епископ Ташкентский Лука поднес благословящий крест к целованию, и императорская семья по очереди поцеловала сей крест святой, а епископ Волховский Даниил покропил Их Величества святой водою…
…В полном соответствии с полученной вестью Ясенецкий-Войно по рекомендации епископа Иннокентия, отбывшего из Ташкента по призыву патриарха Тихона, был 30 мая тайно хиротонисан во епископа в церкви святого Николая города Пенджикента епископом Волховским Даниилом и епископом Суздальским Василием.
Когда сообщили об этой хиротонии Святейшему Патриарху Тихону, то он, ни на минуту не задумываясь, утвердил и признал ее законной…
…Николай Константинович вошел в церковь и чуть было не упал (благодарение Богу – жена поддержала), потому что сначала обрел темноту в глазах, а потом вдруг ясно увидел гроб свой в центре зала, как в странном и страшном январском сне в Искандере. Но отпустило через мгновение. Он троекратно поклонился, приложился к святым иконам, вслед за ним и жена с сыном то же проделали, а потом взошел на трон – парадное кресло, из дворца принесенное, – и с облегчением воссел на нем, то бишь на престоле императорском. Жена и сын встали по правую и левую руку. Тем временем клиром исполнялся псалом Давидов «Милость и суд воспою Тебе, Господи».
Николай Константинович смотрел на иконостас и лепные украшения под сводом храма, выполненные из ганча, боясь глянуть в центр зала. Однако взял себя в руки и сосредоточился на происходящем. Вовремя: епископ Лука приблизился к нему с Евангелием, растворенным в руках, и вопросил:
– Исповедуешь ли веру православную?
– Исповедую, – с чувством ответил венчаемый.
Никогда особого рвения в исполнении обрядов не проявлял и чувств религиозных не испытывал, а тут проникся и с внутренним трепетом принялся читать Символ Веры:
«Верую во единаго Бога Отца Вседержителя, Творца небу и земли, видимым же всем и невидимым.
И во единаго Господа Исуса Христа Сына Божия, Единароднаго, Иже от Отца рожденнаго прежде всех век. Света от Света, Бога истинна от Бога истинна, рождена, а не сотворена, единосущна Отцу, Им же вся быша.
Нас ради человек, и нашего ради спасения сшедшаго с небес, и воплотившагося от Духа Свята, и Марии Девы вочеловечьшася.
Распятаго за ны при Понтийстем Пилате, страдавша и погребена,
И возшедшаго на небеса, и седяща одесную Отца.
И паки грядущаго со славою судити живым и мертвым, Его же царствию несть конца.
И в Духа Святаго Господа истиннаго и Животворящаго, Иже от Отца исходящаго, Иже со Отцем и Сыном споклоняема и сславима, глаголавшаго пророки.
И во едину святую соборную и апостольскую Церковь.
Исповедую едино Крещение, во оставление грехов.
Чаю воскресения мертвым.
И жизни будущаго века. Аминь».
Замолчал, а в душе еще звучало: «Чаю воскресения мертвым…»
Как бы он хотел воскресить всех, кого перемолола эта дьявольская мясорубка, называемая революцией, и всех, кого она еще перемелет, ибо не остановить ее мановением императорским, а даже и божьим, прости меня Господи, поторопился он извиниться в сомнении своем.
Епископ Верненский Пимен принял у епископа Луки Евангелие, а Лука взял со стола бурку генеральскую, каковые с кавказской войны в обиход вошли, да надел торжественно на плечи Николая Константиновича, как прежним восходящим на престол надевали порфиру, или императорскую мантию. Не до порфир ныне – в военный поход страна вступила, и символы императорской власти тоже походные.
Тут протодиакон изо всей глотки луженой загудел, будто труба иерихонская: «Господу помолимся», да «Господи, помилуй», так что венчаемый даже вздрогнул, но, следуя чину, преклонил голову. Епископ Лука осенил верх главы Его Императорского Величества крестообразно и, положа руку на Высочайшую Его Величества главу, глаголил молитву, сообразную происходящему.
После молитвы стоявший рядом со священниками Лавр Георгиевич Корнилов взял со стола корону императорскую. Когда поднял он ее, по залу разнесся удивленный ропот: корона оказалась восточной чалмой белого шелка да бархата, украшенной россыпью бриллиантов и прочих драгоценных камней. Генерал передал ее в руки епископа Луки, а тот поднес ее венчаемому на царство.
Поднял корону-чалму Николай Константинович, и показалась она ему тяжелей небесного свода атлантового, но внутренней слабости не показал, а торжественно возложил на свою главу лысую. А Лука сопровождал действо молитвой: «Во имя Отца и Сына и Святаго Духа, аминь». Присутствующие имели возможность разглядеть герб дома Романовых в качестве кокарды, а над ней обращенный вверх полумесяц.
Тут выступил стоявший неподалеку Сеид-Амир-Мир-Алим-хан, эмир Бухарский в форме генерал-лейтенанта, каковым стал в 1916 году. Он подошел к Романову и препоясал его по восточному обычаю поясом с саблей, ножны которой и эфес были щедро инкрустированы драгоценными камнями, и произнес отчетливо:
– Ла илаха иллал лаху, Искандер Зулькарнайн, – чем заставил онеметь присутствующих благоверных христиан.
Впрочем, они поняли, что эмир благословил императора от себя и своих подданных.
Николай Константинович благодарно кивнул Сеид-Амир-Мир-Алим-хану и оправил на талии пояс с саблей.