Империум. Антология к 400-летию Дома Романовых
Шрифт:
Пришлось срочно менять планы. Нет худа без добра: с чрезвычайным комиссаром Фроловым из Ташкентской крепости ушел отряд венгров, которых мало интересовали здешние разборки, они были верны тем, кто дал им свободу, оружие и хорошо кормил. Пока венгры были в крепости, пытаться захватить ее было бы безумием.
20 июля пришло известие о расстреле царской семьи со всеми чадами и домочадцами. Неожиданно тяжело переживал великий князь это известие, хотя ожидал такого поворота событий, хотя никого из родни не знал, не любил и не уважал. Это шло из глубины души. И окончательно понял Николай Константинович, что отступать некуда.
– Всё, – сказал он Александру, – остались только мы.
– Ты имеешь в виду… – сразу понял сын.
– Да, – кивнул великий князь, – перст господень указывает на нас.
Был срочно собран штаб организации, где генерал Кондратович и Зайцев объявили о начале подготовки к восстанию. Неделя была дана на оповещение всех отделений организации.
Выступление было назначено на 25 июля.
История склонна к иронии: в ночь на 25 июля военный комиссар Туркестанской республики Константин Осипов, всего пять месяцев назад пленивший полковника Зайцева, и полковник Зайцев с отрядом офицеров, переодетых в красноармейцев, въехали в крепость по предварительной договоренности Осипова с Иваном Беловым, командующим гарнизоном Ташкента и Ташкентской крепости. Собственно, Осипов только уведомил подчиненного о своем прибытии по срочной надобности. Войдя в кабинет Белова, Осипов молча пристрелил его. Отряд тем временем забрасывал казармы гранатами, а следом врывался в помещение и добивал раненых и уцелевших. Всё закончилось в течение двадцати минут. Затем Осипов обзвонил всех комиссаров и актив Туркреспублики и призвал их в крепость на экстренное совещание, предупредив об опасности восстания в ближайшие часы, о коем ему стало известно. Вскоре прибыли все, кто был в Ташкенте. Их встречали и провожали в кабинет командующего крепости два «красноармейца».
Каждого Зайцев встречал фразой:
– Господин комиссар, в Туркестане восстановлена законная власть. Переходите ли вы на ее сторону, раскаиваясь в своих преступных действиях?
Реагировали по-разному:
– Осипов! Что за комедия?! Пошел на… – и пытались выхватить маузер.
Было очевидно, что вкусившие власти отказываться от нее не собираются, да и не верят в серьезность происходящего.
– Увести! – приказывал Осипов.
Уводили в соседнее помещение, откуда через несколько секунд доносился глухой звук выстрела. Голова чудища была отрублена, но его вооруженные щупальца в виде многотысячного гарнизона и без головы были опасны.
Благо часть контингента ушла в Асхабад, большая часть – на предотвращение вторжения в Туркестан войск атамана Дутова, активно наступавших от Оренбурга и Актюбинска. Из Ферганской долины двигались повстанческие войска Мадамин-Бека. Из Бухары – войска Сеид-Амир-Мир-Алим-хана, эмира Бухарского, уже захватившие участок железной дороги, что препятствовало перемещению войск большевиков. Хан Джунаид и Азиз-хан выступили на помощь Асхабадскому восстанию. Туда же направил один полк и Лавр Георгиевич. Одновременно начались восстания в Верном, в Беловодье, в Пишпеке. В Семиречье против большевиков выступили казаки.
Однако и оставшиеся примерно две тысячи штыков большевистского ташкентского гарнизона представляли серьезную силу, имевшую своих командиров. Против них, в первую очередь, и были предприняты профилактические меры: по местам квартирования отправились незваные гости. К этому времени Осипову удалось передислоцировать часть гарнизона, верную большевикам, в зону боевых действий, а «свои» части разместить в Ташкенте.
Они-то и занялись захватом почты с телеграфом, банка, железной дороги и обезвреживанием сонного гарнизона, еще не ведающего о происходящем. Оружие было захвачено, а солдатам приказано построиться на плацу. Ничего непонимающие сонные мужики с удивлением воззрились на ружья и пулеметы, нацеленные на них.
– Солдаты! – обратился к ним генерал Кондратович, восседая на коне в полном генеральском обмундировании. – Сегодня в Туркестане восстановлена законная власть, глупо свергнутая недальновидными политиканами в разгар войны, что привело к неисчислимым жертвам всех народов нашего великого государства и почти к гибели самого государства, но Господь не оставляет без помощи верных воле его. Отсюда – из Ташкента и Туркестана пойдет возрождение и спасение всех нас. Вам предоставляется возможность перейти на сторону правого дела здесь и сейчас. Вольному – воля!
– Что, опять на бар горбатиться будем? – выкрикнул кто-то из строя.
– Правильный вопрос, – откликнулся генерал. – Возвращения к прошлому быть не может. Я полагаю, что справедливо, когда каждый горбатится сам на себя, но взгляните трезво на то, что сейчас происходит: большевики ввели продразверстку и отнимают у трудового народа всё, что он наработал своим горбом, а тех, кто не отдает, убивают от мала до велика! Разве вам это неизвестно? Разве вас самих не заставляли это делать?.. Если не заставляли, то заставят. Сначала надо навести порядок, при котором никто ни у кого ничего отнять не может, а потом уже начать горбатиться на себя. В общем, я генерал, а не агитатор, уговаривать никого не буду. Кто с нами, шаг вперед – и на правый фланг, кто за большевиков, шаг назад – и на левый фланг… Смирна-а-а! Шагом марш! – разнесся зычный генеральский голос по плацу.
Плохо обученные строевой подготовке солдаты устроили толкучку, но подавляющее большинство ринулось направо. Генерал не питал иллюзий насчет мотивов: солдат хитер и чувство самосохранения у него обострено из-за постоянной близости смерти. Сейчас нетрудно было сообразить, как уцелеть. Тем не менее и налево сгруппировалось немало.
Сначала генерал подъехал к «правым».
– Благодарю за доверие, солдаты! Мать Россия вас не забудет и Бог не оставит… Господа офицеры, – обратился он к своим. – Прошу распределить новых военнослужащих по своим подразделениям, поставить на довольствие и вооружить. В случае попыток использовать оружие против своих расстреливать на месте. Выполнять!
Потом повернул коня и подъехал к «левым».
– Уважаю, – негромко сказал он. – Солдат верен присяге. Но Россия у нас одна на всех и Бог един. Высшая присяга – им. Подумайте до завтра. Увести!
Подступил вооруженный конвой и увел «левых» под арест.
В Старом городе силами туземных боевых отрядов были ликвидированы пробольшевистские дружины Бабаджанова.
Арест руководства железнодорожных мастерских был также произведен в ночное время и без особого шума. Рабочих никто трогать не стал, но вооруженная сотня в мастерских разместилась.
Мелкие стычки и перестрелки продолжались еще сутки.
От дворца великого князя до военного Иосифо-Георгиевского собора было несколько десятков метров, однако показались они великому князю Николаю Константиновичу Романову лестницей в небо – так трудно давался каждый шаг, который означал для него возложение очередной порции тяжкой ответственности за родину многострадальную и за народ ее, в безумие впавший. Путь был устлан туркменскими коврами и усыпан поверх монетами разного достоинства. Вдоль ковровой дороги плотным строем по стойке «смирно» выстроились офицеры в парадном обмундировании с шашками наголо – никто не мог бы пересечь путь великого князя к месту его венчания на царство. Не случайно обряд сей сходен с венчанием супругов – он и есть мистический обряд супружества императора и империи. Впряжения императора в повозку империи. Хотя, как ни крути, думал великий князь, а тягловая сила – всё равно народ, царь же – кучер, возница, от коего зависит, куда повозка заедет.