Империум. Антология к 400-летию Дома Романовых
Шрифт:
– Кино нельзя.
– Почему?
– Там нет второго шанса.
– Так его Володя, и не бывает. На самом-то деле.
– Бывает, – мотнул головой Володя. – Иногда.
Князь помолчал, постукивая пальцами по краю стола. Спросил, дерганно улыбнувшись:
– Этот Туманов, которого зарубили в Пятигорске в восемнадцатом, как бы мой предок, что ли?
– Может, – смутился Володя. – То есть, я не специально… я не знаю…
– Ничего, – махнул рукой князь. – Ничего. Это полезно, знаешь, иногда подумать, что тебя могло вообще не быть на свете. Помогает… оценить некоторые вещи заново. Да, кстати…
– Что?
– Ты откуда это все берешь?
Володя замялся. Потом решился.
– Из снов, – сказал он. – Сны мне такие бывают. Яркие. Как бы видения.
Вздохнув, он решился осторожно взглянуть на князя. Тот смотрел серьезно и задумчиво.
– Не завидую я тебе, Володька, – сказал тихо. – А тем, кого ты там видишь, в этих своих видениях – тем более…
– Что же, генерал, признаешь ты теперь великую российскую революцию?
Земля, мокрая от крови и дождя, скользила под ногами. Могучее тело князя Урусова лежало внизу, за краем ямы, на растерзанных телах генерала Туманова, полковника Чичинадзе, поручика Малиновского и других, кого Рузский уже не мог разглядеть и распознать.
Он был следующим. Усатое скуластое лицо, с глумливой ухмылкой нависшее над ним, будто бы намекало на возможность спасения. На надежду. На шаг в другую сторону – от могилы, доверху заполненной разорванными в клочья лучшими офицерами российской армии. Склони голову, генерал, – говорило лицо, – согласись служить нам, как мы просили не раз, и мы дадим тебе второй шанс. Невероятную, чудесную возможность, какая бывает только в наивных фильмах – взглянуть в свою могилу и, свободно смеясь, отойти прочь.
Рузский поднял голову, с усилием, с натугой. Улыбнулся застывшими губами. И сказал отчетливо и спокойно:
– Я вижу лишь один великий разбой.
И так, улыбаясь, встретил яростный удар кинжала в горло.
– В общем так, Володя, мы посовещались, и я решил, – сообщил князь Туманов, – будем делать твою идею. Не благодари!
Он махнул рукой.
– Потом будешь благодарить, когда оба огребем по шее за такой подарочек к именинам наследника. Все люди как люди, придумают что-нибудь историческое про войну со шведами, или развивающее про реформы восемнадцатого года, а мы с тобой… М-да… С другой стороны, я подумал, что нет ничего более поучительного, чем представить себе мир, в котором мы могли бы жить, пойди история как-то по-другому. А кстати, в твоей истории что было поворотной точкой?
– Февральская революция семнадцатого года.
– Революция? – удивился князь.
– Бунт, – торопливо поправился Володя. – Его не подавили, и он превратился в революцию, и потом…
– А-а. Почему это, интересно, его не подавили?
– Я как раз работаю над этим вопросом, – объяснил Володя смущенно.
– Ну, хорошо. Иди, работай.
Володя вышел, осторожно прикрыв дверь кабинета начальника. Строго говоря, сейчас его занимал противоположный вопрос. Тот, который имел значение в привидевшемся ему мире. Но он не знал, как это объяснить, и надо ли вообще – объяснять.
Иногда ему казалось, что он сходит с ума, начинает всерьез верить в происходящее.
Один раз явившись, история не отпускала его. Сперва он просыпался почти сразу, едва соприкоснувшись с новым миром. Выныривал на поверхность, как пробка, обжегшись холодной водой. Потом, с каждой ночью и с каждым сном, бездна затягивала его все глубже и глубже. С какого-то момента, очнувшись в своей кровати в мутный предрассветный час, когда все серо и невнятно, и комкаются в углах зловещие тени, он начинал путать кошмар и реальность. Иногда он просыпался в слезах, иногда находил на теле кровавые следы на месте ран, от которых умирал во сне. То ли он, в самом деле, сходил с ума и видел то, чего нет. То ли он сходил с ума по-иному, и начинал видеть то, что есть где-то в ином времени и месте. Как искусный ныряльщик, умеющий затаить дыхание, проплыть через темноту и вынырнуть в другом гроте. Под иным небом. Володя опасался думать об этом слишком много, чтобы и вправду не сойти с ума, не захлебнуться под водой по пути из одного грота в другой. Он просто дышал и плыл, как мог. И надеялся, что сможет верно использовать эту ничтожно малую вероятность существования иного неба, которое ему то ли по случайности, то ли по чьей-то воле разрешили увидеть…
Генерал Рузский проснулся резко, рывком, будто вынырнул на поверхность из-под глубокой воды. Несколько секунд лежал, успокаивая дыхание и щупая саднящее горло.
«Кто-то убьет меня, – вспомнил он. – Ножом в шею. Страшный, с бородой и дикими глазами. То ли грузин, то ли армянин. И это, впрочем, не самое худшее».
Вскочив, он ударился ступнями о холодный пол – и застыл, вспомнив прикосновение мокрой от крови и дождя кладбищенской земли. Оцепенев и почти не дыша, он вспоминал дальше…
– Что же вы думаете, Николай Владимирович? – спросил государь.
– Вопрос так важен и так ужасен, ваше величество, что я… – Рузский запнулся.
Государь, склонив голову, смотрел на него с грустью и надеждой.
– Что нет никаких сомнений, – отчеканил генерал. – Необходимо немедленно отправить войска в столицу для подавления бунта.
– Революции? – уточнил государь.
– Бунта, ваше величество.
Первый тост был за завершение удачного проекта. Со второго князь Туманов, подмигивая заговорщически, утащил Володю под руку в свой кабинет.
– Так, – сказал он. – Познакомьтесь, господа. Это Джеймс. У него идея одного интересного проекта, вы будете работать вместе.
– Джеймс? – Володя недоверчиво смотрел на высокого седого человека с цепким взглядом. – Тот самый?
– Тот самый, – улыбнулся князь. – Только пока это секрет. Как и сам проект. Понятно? Кстати, Володя, вы найдете общий язык – Джеймс рассказывал, что идея «Железного убийцы» пришла ему во сне.
– В бреду, – усмехнулся Джеймс. Улыбка у него была очень приятной. – Во время болезни.
– Ну, такие апокалиптические картины только в бреду смотреть. Как и твои, Володя, – князь хохотнул, но его почему-то никто не поддержал.
– «Железный убийца»? – переспросил Володя. – Который двадцать лет назад на Мосфильме сняли? О, это вы?! Я его до сих пор все время пересматриваю. «Убийца-два», конечно, динамичнее и спецэффекты… Но в первом, знаете, какая-то первобытная мощь и размах, и… А вот третий уже совсем…
– Это уже не мое, – перебил Джеймс.
– Да я знаю, – махнул рукой Володя. – Потому и барахло.